Асунта

"Я сходил посмотреть домик, - побежали строчки. - До него немного больше двух километров. Туда и назад заняло час. Домик я осмотрел очень вскользь, так как спешил и хотел успеть написать тебе до отхода почты. Внутрь я не проник, ключ от него еще у нотариуса. Сколько я понял, там три комнаты и кухня. Есть колодезь. Кругом невысокая каменная стена, сухой кладки. Растут кипарисы, в середине двора большая сосна, но сам двор зарос колючками, придется их выдирать. Невдалеке проходит дорога. До ближайшей фермы не меньше чем четыреста метров. Возвращаясь в Гравборон я встретил итальянского каменщика, оказавшегося довольно общительным. У него свое дело и так как я умею замешивать цемент, то не исключено, что я найду у него работу. И огород. Заведем кроликов, может быть козу, чтобы было свое молоко. Уверен, что так мы сведем концы с концами. А по вечерам и по воскресениям буду работать над рукописями. Выбора у нас все равно нет. Надо чтобы ты приехала, и чем скорей, тем лучше. Завтра вышлю тебе денег на билеты...".

Продолжения Асунта даже не стала читать.

- Он сошел с ума, он рехнулся, - простонала она.

ыТеперь ее уже не перспектива скудной деревенской жизни пугала, а непререкаемость тона Савелия. Опять распоряжение! Немедленно выехать! Никакого намека на то, чтобы хотя бы с ней посоветоваться.

- Не хочу, не стану с ним жить в этой проклятой деревне, - произнесла она, с нервностью, с гневом. - Сейчас же отправлю ему телеграмму, что не поеду.

{117} Она наскоро накормила Христину и побежала с ней на почту, до которой было довольно далеко. Там она составила один, потом другой, потом третий текст, и все не то выходило, чего ей хотелось, все получалось или бледно, или, наоборот, слишком резко. Отказавшись тогда от мысли о подробном пояснении она написала:

"Нахожу план жизни деревне рискованным не могу решиться выехать предпочитаю приехал ты".

- Будь что будет, - промолвила она, сдавая депешу. Вернувшись, она раздела Христину и едва успела привести себя в порядок, как раздался настойчивый звонок. Асунта пошла отворить и увидала племянницу Варли, которую как-то уже впускала, и за ней круглолицего человека с двойным подбородком.

- Швейцариха меня уведомила о смерти дяди, - проговорила племянница, даже не поздоровавшись, - но так как вчера моя колбасная была закрыта и я сама уезжала в деревню, то придти не могла. Надеюсь, что вы еще не успели вывезти ценности.

Глаза у нее были как у змеи.

Асунта молчала.

Ничего больше не сказав, пришедшие проникли в квартиру. Намерение удостовериться, что все на местах, было очевидно.

- Я вернусь сегодня после закрытия магазина, - продолжала племянница. - А он (она указала на своего спутника) останется тут, чтобы за вами следить.

- За мной нечего следить! - взорвало Асунту. - Я наверно гораздо честней вас.

- Вы прислуга. Я даю вам расчет и прошу вас убраться как можно скорей.

- До возвращения мужа я не двинусь.

- А когда он возвращается?

- Когда кончит с домиком.

- С каким домиком?

- М-сье Варли оставил ему свой гравборонский домик.

- Вот как. Какие новости! Ну, это мы еще посмотрим.

- Смотреть не придется. Муж мне написал, что дополнение к завещанию, в котором сказано про домик, хранится у нотариуса.

- Неизвестно откуда сама взялась, а уже толкует об дополнении к завещанию. Видели? - обратилась племянница к своему спутнику.

- Во всем разберемся, время у нас есть, - ответил тот. - С такими вещами не шутят и не спешат. Домика они не увезут. Я все нужное сделаю.

Внезапно рассвирепев Асунта крикнула:

- И не только домик наш! Все рукописи тоже наши!

- О рукописях ты похлопочешь на том свете. Хоть они мне и не нужны, но отсюда их никто не вынесет. Понятно?

- Понятно станет вам, когда вернется мой муж. Он все, как следует, вам объяснит.

{118} - Посмотрим. Во всяком случай м-сье Муакозель останется тут.

Я вернусь в два. И так как вы тут, пока что, кухарка, то приготовьте завтрак.

- И что еще? - спросила Асунта. Смерив, затем, племянницу глазами она резко повернулась, прошла в свою комнату и заперлась на ключ.

38. - НАШЕСТВИЕ ВАРВАРОВ.

Она не взволнована была, и не взбудоражена, а вывернута наизнанку. Плач Христины, которая почувствовала, что мать ее вне себя, не то, что вернул Асунте равновесие, но как-то ее ориентировал. Она взяла девочку на руки, принялась ее нежно целовать и ласкать, вытирать ее слезы, что-то ей шептать на ушко. Потом пошла убедиться хорошо ли заперта дверь, для верности повернула ключ еще раз и замерла, застыла, от внезапно ее схватившей душевной судороги.

- Все будет по-другому, все теперь будет совсем по-другому, - шептала она.

Что именно будет другим, она не знала, но приближение перемены чувствовала всем существом. И спрашивала себя: что же это? Чего же я жду? Постепенно, точно украдкой, приходило начало ответа: не во внешних условиях жизни дело, не они существенны. Существенно то, что внутри, в ней самой, в ее душе. Там что-то начало смещаться и, отчасти, уже сместилось.