Асы немецкой авиации

В начале 1942 года меня погрузили на санитарный поезд, чтобы отправить в Вену. Вокруг меня лежали солдаты со всевозможными ранениями и травмами. Еще недавно эти люди сражались и убивали, а сейчас их затолкали, словно скот, в переполненные вонючие вагоны, они лежали без сил, осколки этой безжалостной войны. У каждого имелся листок бумаги с указанием ранений, или это было написано на лоскутке, пришпиленном прямо к одежде.

Четыре дня поезд полз по Румынии, Венгрии и Австрии, пока посреди ночи не прибыл на стацию Вена-Асперн, и нас начали вытаскивать из вагонов. Мои носилки вместе с множеством других поставили на платформе, где главный врач, сопровождаемый свитой носильщиков, принял этот «строевой смотр». Он направлял каждого раненого в конкретный госпиталь. Когда он подошел ко мне, то глянул мельком на мой гипс и громко прочитал надпись на нем: «Перелом восьмого и девятого спинных позвонков, перелом пятого поясничного позвонка». Затем повернулся к сопровождающим и скомандовал: «Центральный госпиталь!» Через полчаса я лежал на чистых простынях в Резервном госпитале XIIIb Вена IX/71, как это старое заведение называлось на армейском лексиконе.

Кожа под гипсом страшно зудела и чесалась, но я ничего не мог с этим поделать. Я потел под гипсом, я замерзал под гипсом, но ни одна капля чистой воды не коснулась моего тела. Вдобавок неподходящая диета привела к сильному метеоризму, почти невыносимому в таких обстоятельствах. Снова мне приходилось преодолевать ужасное смущение, когда я просил санитаров помочь мне с естественными отправлениями организма. До сих пор вокруг меня были санитары, но теперь все переменилось, здесь имелись только медсестры.

Лечащий врач тоже была женщина, молодая, чуть старше меня, доброжелательная, с самого начала она прилагала все усилия, чтобы мое выздоровление шло гладко. Я всегда был рад видеть доктора Герту Шён. Мне было стыдно лежать перед этой симпатичной молодой женщиной в таком состоянии, закованным в грязный гипс, немытым и вонючим. Я пытался хоть как-то компенсировать неопрятный внешний вид хорошими манерами, насколько позволяла моя беспомощность.

Однажды в конце января 1942 года в палате появилась каталка, и меня погрузили на нее. Моя мать позвонила по телефону и хотела срочно переговорить со мной. Моя мать! Семья знает, где я нахожусь! Но тут же немедленно вернулась боль, так как после прибытия в Вену я больше не получал морфин. Я молчал, крепко стиснув зубы, пока меня катили по коридору к лестнице. Здание было построено во времена императора Франца-Иосифа II, и в нем не имелось лифтов.

– Что вы делаете с обер-лейтенантом Раллем? – спросила лечащий врач, когда увидела нашу процессию. Ей быстро объяснили.

– Ради бога, немедленно положите его обратно на кровать. О таких переездах не может быть и речи! – Затем она повернулась ко мне. – Я могу переговорить с вашей матерью, герр обер-лейтенант, если вы позволите. Но я не разрешу вам путешествовать по госпиталю, это просто опасно.

– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне!

– Ради вас я сделаю это с радостью.

Эти ее слова внезапно сделали нас ближе, что, похоже, стало неожиданностью даже для нее.

Некоторое время спустя после того, как меня вернули в мою палату, в дверь постучали. Я ответил, и врач вошла ко мне. Несколько секунд молодая женщина нерешительно стояла на месте, потом взяла стул и села рядом со мной, посмотрела прямо в глаза и сказала:

– У меня плохая новость, герр обер-лейтенант.

– Говорите. Вряд ли дела будут хуже, чем сейчас.

От меня не укрылось, что ей пришлось собраться с силами, чтобы начать. Наконец она решилась:

– Вчера, 19 января, скончался ваш отец.

Мой отец… который всю свою жизнь и все силы отдавал нашей семье, следил за нашим благополучием, делал все, чтобы моя сестра и я выросли нормальными людьми. Он никогда серьезно не болел – и вдруг? Я подозревал, что звонок моей матери не принесет ничего хорошего, но я даже не представлял, насколько сокрушительным будет удар. Я попытался сдержать слезы, но напрасно.

– Что… как это случилось?

– Лопнул аппендицит. Его немедленно прооперировали, когда подтвердился диагноз, и он прожил еще три дня. Но в конце концов не выдержал.

– А как моя мать?

– А чего вы ждете в таких обстоятельствах? Она еще держалась, разговаривая по телефону. Ей было легче узнать, что вы находитесь в Вене и живы, хотя она прекрасно знает о вашем состоянии. Но я попыталась сделать все, что в моих силах, чтобы успокоить ее.

– Ладно, но как она узнала, что я здесь?

– Фельдфебель Россман написал длинное письмо вашей семье после того, как доставил вас в госпиталь в Мариуполе и узнал, что вас отправляют в Бухарест. Ваш отец даже хотел послать букет от вашей семьи туда, но к этому времени вы уже ехали сюда.

Эдмунд Россман, верный «Пауль» Россман, который помогал нести мои носилки к ожидающему Ju-52…

Лечащий врач доктор Герта Шён прекрасно поняла, что мне сейчас необходимо выговориться. Она долго оставалась со мной тем вечером – и позднее. Она все еще остается рядом со мной последние 43 года.