«Среда, 21 апреля
«Кровавый пес» покинул свою конуру на полчаса, так что я смогу использовать то время, чтобы нацарапать тебе пару слов. Твое письмо пришло сегодня утром, как раз тогда, когда я убегала на работу, и, как всегда, с большим опозданием. Твои письма столь чудесны! Но что означают твои намеки о том, что тебя ожидает? Они все же хотят тебя куда-то послать… Конечно, я не скажу никому ни слова о том, что ты мне рассказываешь, – я такого себе никогда не позволяю, – но ведь поездка-то не за пределы страны? Я этого не хочу, просто не хочу, так им и скажи! Дорогой мой, зачем мы познакомились в самый разгар войны – глупее этого люди сделать ничего не могут… Если бы не эта война, то мы, пожалуй, уже поженились бы и бегали сейчас по магазинам в поисках занавесок и тому подобного. И мне не приходилось бы торчать в этой конторе и печатать целыми днями идиотские бумаги. Я знаю абсолютно точно, что бесполезная работа, которую я здесь выполняю, ни на минуту не укорачивает войну…
Дорогой Билл, я так восхищаюсь своим кольцом – оно просто великолепно!.. Ты знаешь, как я люблю бриллианты – просто не могу не смотреть на него снова и снова.
Сегодня вечером я собираюсь пойти на довольно одиозные танцульки вместе с Джокой и Хазелью. Они пригласили и своего знакомого – ты же знаешь, какие у них друзья. У парня – маленькое адамово яблоко и выбритая до блеска лысая голова. Я – неблагодарная скотина. Разве не так? Скажи мне, пожалуйста, об этом!
Дорогой мой, а ведь следующее воскресенье и понедельник у меня свободны. Это из-за Пасхи. Я конечно же поеду домой. Если только сможешь, приезжай. Но если ты не сможешь выбраться из Лондона, то я удеру из дома, и мы вместе проведем чудесный вечер… Между прочим, тетя Марианна сказала, чтобы я пригласила тебя к ней на ужин, когда в следующий раз буду в ее краях. Думаю, однако, что торопиться с этим пока не будем?
Идет «кровавый пес». Самые наилучшие пожелания и поцелуй
от твоей
Пам».
Мы посчитали, что письма эти просто идеальны и как нельзя лучше подходят для наших целей.
Но прежде чем доверить их майору Мартину, мы приняли кое-какие меры предосторожности. Бумаги я поносил несколько дней в своих карманах, чтобы придать им надлежащий вид. Что же касается любовных писем, то одно из них, как я уже упоминал, было написано на простой бумаге. Их, видимо, перечитывали по многу раз, и они не могли быть в безупречном состоянии. Их нельзя было комкать и снова разглаживать, как кое-кто предлагал, да и майор вряд ли стал бы их небрежно мять. И я стал проделывать то, что, скорее всего, делал бы он: раскрывал и снова клал письма в конверты. Более того, я осторожно тер их о свою одежду, чтобы придать им зачитанный вид…
3 мая мы получили радиограмму от нашего военного атташе из Мадрида. Труп майора Мартина был обнаружен 30 апреля 1943 года неподалеку от Хуэльвы и там же предан земле.