Атака из Атлантиды

Сейчас она уже не истерична, устало подумал Амос. Именно из-за ее склонности к полуистерическим состояниям он когда-то посоветовал Ричарду подождать с женитьбой. Отнюдь не то, что она принадлежит к иной вере. Теперь Амос жалел, что у него не было тогда возможности лучше понять ее. Доктор вздохнул.

— У человека, — он говорил невнятно, но в его голосе звучала странная гордость, — есть одно достоинство, не доступное таким всемогущим, как твой Бог. Человек может быть храбрым. Он может быть храбрым настолько, что это выходит за пределы нормальной психики, — ради другого человека или ради идеи. Амос, мне жаль твоего Бога, если человек пойдет на него войной.

Амос уклонился от ответа, но это богохульство вызвало лишь тень обычного в таких случаях раздражения. Какое-то оцепенение охватило его. Он лежал на спине, наблюдая за тучами, которые неслись по небу слишком быстро. Это выглядело неестественно, и он вспоминал, как часто в сводках упоминали жестокую бурю, которая нарушила или свела на нет военные достижения. Возможно, началась контратака, и это было частью оборонительных действий инопланетян. Это было возможно, если у них был какой-то способ управлять погодой. Из-за туч уже пробивался лунный свет.

Они проехали еще полмили. Неожиданно разведчики зашумели, и в зоне видимости появился большой трактор. Он пыхтел и трещал; за рулем сидел инопланетянин, который, похоже, едва разобрался с управлением и справлялся с трудом. С большими усилиями трактор был подтянут к фургону и сцеплен с ним. Затем трактор начал двигаться со скоростью, вероятно, почти тридцать миль в час, а большой фургон подпрыгивал сзади. С этого момента езда стала пыткой. Даже доктор стонал временами при толчках, хотя его-то костям было в три раза мягче, чем худому Амосу. К счастью, когда они добрались до Клайда, они поехали тише. Амос стер кровь с разбитой губы и ухитрился принять такое положение, чтобы все его синяки и ушибы оказались сверху.

Фургон выехал за город. Там стояли ярко освещенные космические ракеты; группа необычных машин сновала вокруг огромных кораблей, выполняя разгрузку. Но водители этих машин совершенно не походили на разведчиков. Одна из этих грузовых машин прошла мимо фургона, и Амос смог ясно рассмотреть существо, управляющее ею. Оно совершенно не походило на людей. Торс конусообразной формы, покрытый тонким белым пухом, оканчивался четырьмя толстыми конечностями, которые служили ногами. От самой широкой части туловища тянулись к приборам управления четыре извилистые руки. Головы не было, но над телом раскачивались восемь маленьких щупальцев.

Чуть позже Амос увидел еще несколько подобных созданий, и все они управляли машинами. Он ни разу не видел зеленокожего существа, управляющего машиной, пока фургон проезжал по призрачному городу, который прежде назывался Клайдом. Очевидно, против землян объединились две инопланетные расы, чем и объяснялось, как такие пришельцы смогли управлять космическими кораблями. Зеленокожие, должно быть, были просто воинами, а существа с конусообразными телами — техниками. Однако летчиков набирали из расы воинов.

В отличие от окрестных городов, Клайд сильно разросся с тех пор, как Амос был здесь последний раз. Появился новый супермаркет — как раз на той же улице, где стояла бывшая церковь Амоса. Именно перед ней они сейчас проезжали. Трактор сделал-рывок и остановился.

Инопланетяне столпились вокруг фургона и начали трупы из фургона переносить в большие холодильные камеры для продуктов, а двое из них сняли доктора и Амоса.

Амос приготовился к смерти в холодильной камере. Это было сравнительно милосердно. Но им было уготована другая участь. Инопланетяне бросили их в маленькую камеру, которая была когда-то кассой, с решетками от пола до потолка — настоящая тюрьма. Замок щелкнул, и дверь закрылась — слишком тяжелая, чтобы ее сломать.

Там уже сидел пленник — местный житель, молодой человек среднего сложения. Амос в конце концов его узнал — это был Смиттон, дантист из Клайда. Он сидел, скорчившись, в углу, и спина его сотрясалась от рыданий. Обернувшись, он невидящими глазами уставился на новоприбывших.

— Но я же сдался, — тихо прошептал он. — Я же военнопленный. Они не могут же так поступать. Я же сдался…

Инопланетянин, более толстый, чем остальные, и единственный, на ком была одежда, подошел вразвалку, разглядывая их; дантист продолжал причитать, но его слова, казалось, уходили в пустоту. Инопланетянин соединил на груди полы рубашки и прислонился спиной к прилавку, не спуская с них глаз.

— Люди, — сказал он скрипучим голосом, совершенно без выражения, — особые существа. Без стандартизации.

— Да будь я проклят! — доктор выругался. — Английский язык!

Инопланетянин изучал их с чувством, которое могло бы быть удивлением, и уши его поднялись:

— Разве дар знания языков так необычен? Как и я, многие священники Всемогущего Господа говорят на всех языках человеческой расы. Это известное чудо, в отличие от Вознесения.

— Отлично. Тогда, может быть, ты нам расскажешь, почему нас здесь держат? — спросил доктор.