Атаман

В лесу стояла светлая тишина. Парили на теплом послеобеденном солнышке влажные стволы, оседала в нагретом воздухе еле видная пыль от задетого мха. Мелькнула мысль о неестественности того, что должно произойти совсем скоро. «Весна, жизнь нарождается, вот букашка какая-то поползла, ей тоже жить хочется… стоп. — Атаман усилием воли отогнал ненужные мысли. — О станице вспомни, — он провел рукой по вспотевшему лицу и упер локти в траву, продолжив мерное продвижение. До следующей намеченной точки, где можно остановиться ненадолго, еще саженей двадцать. — Не справишься здесь — все равно живым ты останешься или нет, возвращаться некуда будет — эти, которые вон за тем пригорком, всё в станице изничтожат и испоганят. Твоих родных: сестренку и жену изнасилуют втроем, вчетвером, а потом убьют. Cынка, мальчонку твоего семилетнего зарежут, когда он с саблей дедовской на защиту семьи выскочит. Отца, мать — всех убьют. Хозяйство разграбят. И так будет со всеми, кого знаешь, кого любишь. Так что, утри, казак, сопли и вперед».

Атаман еще раз замедленным движением подтянул себя на локтях, переставил ноги и замер. Впереди возвышался пригорок. Даже не пригорок, а небольшой травянистый обваловок, окопчик, откуда только взялся, закрытый со всех сторон. «Хорошее место для засады выбрали, сволочи. Если бы не ветка…». Атаман подобрался с тыла — не зря столько мер пузом пересчитал. Он рассчитывал, если они точно здесь, — легкие сомнения еще присутствовали, то сидят к нему спиной. Он подтянулся еще повыше. Обваловок заканчивался, до круглой вершины всего пару пядей. А за ними, он вдруг почувствовал, запахло овечьей шерстью. Запах свежевыделанной шкуры забил ноздри. То ли обувка, то ли поддевка какая-то. Жук передернул носом, избавляясь от овечьего аромата, и мысленно поблагодарил казачьего заступника на небесах — не ошибся, тут они, голубчики.

Он осторожно извлек кинжал из ножен на поясе, следующим движением вытянул запасной нож и удобно перехватил его шершавую рукоятку левой ладонью.

«А теперь громкое «Карр».

Неуместный вороний крик вспугнул тишину леса. Он бережно зажал зубами обоюдоострое лезвие и, спустя мгновение уже летел на головы обернувшихся горцев. Двое черкесов сидели рядышком. Удачно. Кинжал из руки в грудь ближайшего, немного левее от середины, второй из зубов в приставшего второго. Попал в горло. Кровь хлестнула на черкеску. «Леший, испачкался. Раз, два, готовы».

Атаман откинулся и перевел дух. Сердце летело вскачь. «Благодарю, Спас, век буду благодарен». Он прислушался. Ни звука не перебивало легкий шелест сухих былинок над головой. «Как-то остальные»? Пересиливая вдруг навалившуюся усталость, Атаман с трудом выбрался из окопчика.

У самого края оврага ему махнул довольно улыбающийся Михайло. Рядом сидел Василий и чистил кинжал о траву. Насупленный Пантелей медленно поднимался с колен, но он и в таком положении выглядывал из неглубокой ямки у вывороченного корневища почти по пояс.

Атаман перевел взгляд на ту сторону. К оврагу медленно и как-то понуро подходил Юшка. У Атамана недобро екнуло под сердцем.

— Что у вас?

Вместо ответа Роденков обернулся назад. За ним из леса выходили двое. Впереди шагал низенький и худой, как подросток Григорий Желтоухий. Он рукавом оттирал слезы с щетины на подбородке и совсем этого не стеснялся. Кто-то позади него нес неподвижное тело. Безжизненные руки били казака по коленям.

— Русинко? — Атаман рванул по пологому спуску, одним рывком взлетел по взгорку и резко остановился. За ним бросились Василь с Михайлом. Пантелей тяжело поднялся и тоже зашагал следом.

Казак, это был Молчун Митрич, молодой кряжистый парень с прозрачным пушком над верхней губой, осторожно опустил Русинко на землю. Подоспевшие пластуны молча окружили мертвого товарища.

— Как же так? — Атаман растерянно провел ладонью по взбитому, словно подошедшее тесто, чубу, — а?

— Он поскользнулся. — Юшка наклонился и пальцами прикрыл остекленевшие глаза друга. — Похоронить надо. Место заметим, потом приедем и в станицу перевезем.

— Какой казак был!

— Четверо у него осталось.

— Отомстим. — Василий Линейный сжал кулаки, — ох, мы им и отомстим.

— Точно, — поддержал его Михайло.

— Они его уже надолго запомнили. Еще лучше запомнят, если мы хотя бы до утра продержимся. Атаман, — Юшка решительно поднял голову, — командуй сбор. Хватит от поганых бегать. На дорогу надо идти — там они нас не ждут. А оттуда можно прямо им в спину ударить. Они нас, поди, встречают там, где балка проходной становится.

— Ну, так дождутся. — Жук уперся взглядом в Михайло. — Дуй за нашими. Пулей.

Повторять не пришлось. Смагин сорвался с места, как будто за ним гнался его тезка — Михайло Топтыгин.

***

Атаман прижал травяную кочку перед лицом. На поляне горел костер. Вокруг сидели и полулежали черкесы. Он привычно прикинул, где могут располагаться секреты и посты. Задача не выглядела неразрешимой.

— Штыков тридцать, — равнодушно констатировал Роденков.

— Да хоть триста.

— Вот я и говорю, ерунда.