Атаман Анненков

«Появившееся известие о «переходе» (обратим внимание на эти кавычки) атамана Анненкова к большевикам, естественно, вызвало немало толков среди белых русских. Но как теперь выясняется, совершенно ошеломляющее действие оказало это известие на партизан атамана Анненкова, находящихся в Шанхае. Никто не мог поверить правдоподобности его. Анненков и большевики! Умы всех знавших его никак не могли совместить эти два совершенно противоположных элемента. Для партизан атаман неизбежно ассоциировался с понятием непримиримости к большевикам и, мало того, с понятием необходимости активной борьбы с ними. Человек, до самого последнего времени сохранивший чувство ненависти и брезгливости к власти убийц, грабителей и палачей русского народа. Таким он был, таким и остался. И непонятны недоумение и растерянность при вести «о раскаянии атамана Анненкова».

Перед каждым стал вопрос: как могло это случиться? Анненков не только в стане своих врагов, но и своих партизан зовет туда же! И может, не у одного в душу заползла предательская мысль: не пора ли пересмотреть свои позиции по отношению к советской власти, не ведется ли там действительно творческая работа по воссозданию могущества России, не строят ли большевики, вопреки своему учению — вынужденные жизнью — национальную Россию, обновленную и возрожденную новыми идеями, новыми порывами творчества?

Многие партизаны не станут отрицать, что большое смущение внесли в их души как самый факт «раскаяния» атамана Анненкова, так и его призыв возвращаться на Родину.

Целью настоящей статьи является стремление рассеять это смущение, помочь сделать правильные выводы из факта нахождения Анненкова в стане большевиков и его обращения.

Первое утверждение: атаман Борис Владимирович Анненков к большевикам не перешел. Он был насильно сдан красным ставленником маршала Фын Юйсяна начальником его штаба — генерал-губернатору провинции Кансу, где атаман проживал в последнее время.

Краткая история этого такова. После трехлетнего заключения в тюрьме в Урумчи (Китайский Туркестан, провинция Синьцзян) Анненков переехал в соседнюю провинцию Кансу. Здесь он приобретает большие симпатии у генерал-губернатора, с которым заключает договор об улучшении породы лошадей. Всем известна прекрасная конюшня лошадей атамана Анненкова, которую ему удалось сохранить. Решив одновременно заняться и земледелием, Анненков выехал с этой целью по направлению к Тибету и обосновался в 100 милях от Ланчжоу-фу. Все шло хорошо, пока провинция Кансу не стала подвластной маршалу Фен Юйсяну, который сразу назначил своего начальника штаба генерал-губернатором. Под влиянием директив советских частей в Китае и Монголии Фен приказал в декабре 1925 года арестовать Анненкова, предварительно предложив ему перейти к красным, на что атаман, по словам русских офицеров, находившихся в провинции Кансу, ответил:

— Лучше расстреляйте меня здесь. В дальнейшем сведения о насилии, произведенном над Анненковым, подтвердились, и его друзья в Шанхае обратились к Комиссару по иностранным делам с просьбой содействовать освобождению атамана. От проживающего в Ланчжоу-фу друга Анненкова 17 апреля с. г. было получено письмо, где он пишет, что атаман и его бывший начальник штаба Денисов по-прежнему находятся в тюрьме и их принуждают ехать на «свидание» в Баоту пункт на пути расположения красных войск.

Совесть партизан может быть спокойна. Атаман Анненков не перешел к красным — над ним совершено насилие. Это обычный прием советской власти: как всегда в таких случаях, красные заставили его писать то, чему он сам, конечно, не верит. Здесь были какие-то трагически исключительные обстоятельства, остающиеся для нас пока тайной. В своих обращениях атаман взывает к чувству долга перед Родиной, любви к ней и т. д. Слишком часто у него повторяется «Родина». Но какая же родина может быть у интернационалистов! Они так много поработали над тем, чтобы вытравить понятие о родине, чтобы атаман, будучи умным человеком, не понимал, какую цену мы придадим его словам о родине при существовании советской власти.

Дальше Анненков пишет, что сов[етская] власть «проводит работу». Где же атаман увидел эту «строительную работу»! В тюрьме Ланчжоу-фу или в монгольском штабе красных! Слышим, атаман, понимаем тебя, но «строительной работе» красных не верим.

Какое же мы должны иметь отношение к «раскаянию» атамана Анненкова! Только одно. От всей души выразим ему наше сочувствие и пожелаем ему поскорее освободиться от нравственных мук, происходящих от роковой, может быть, необходимости подписываться под тем, против чего восстает и возмущается его душа.

Атамана Анненкова нет среди партизан. Но славные традиции, сильный дух и непреклонная воля в борьбе с врагами Родины — большевиками, вдохновленные атаманом Анненковым, останутся, а характер его писем еще больше укрепит партизан в этой воле»[4].

2. ИСПОВЕДЬ ПОВЕРЖЕННОГО АТАМАНА