Именно эта его заинтересованность - он собирался в будущем году возглавить ещё большее войско, чем отец в походе на Польшу - в сочетании с желанием ещё раз пограбить подавляющего большинства калмыцких воинов помогла погасить конфликт. Слишком воинственных и склонных к скотокрадству нойонов и зайсангов (калмыцкая знать) предупредили, что в случае их войны с казаками многие роды поддержат не их, а противников. Пришлось калмыцким молодцам привыкать к мысли, что на чужих землях приходится жить по чужим, а не своим законам. Только огромная добыча при смехотворно низких потерях предопределила победу миролюбия в данном случае. Проходя по казацким землям, калмыки видели, что на них грабить практически нечего, зато неприятностей можно огрести... с такими соседями лучше жить мирно и в союзе.
* * *
Дожди прекратили войну в Кумыкии. Даже союз с кабардинцами, несколькими окотскими племенами и периодически наведывавшимися туда калмыками окончательной победы гребенцам не принёс. Кумыки были храбрыми и умелыми воинами, крепости выстроенные ими в горах славились надёжностью. Из-за непрерывности боевых действий в их селения пришли голод и болезни, однако они держались из последних сил. Ещё хуже приходилось тем окотам, которые приняли ислам - союзникам шамхальства. Их прессовали как враждебные соплеменники, отказавшиеся менять религию, так и гребенцы с кабардинцами. Перед ними встал уже вопрос о выживании. Часть мусульманизированных окотов, спасаясь от уничтожения, уже двинулась высоко в горы, выдавливая обитавших там немногочисленных вайнахов на историческую прародину - южную сторону Кавказского хребта.
Гребенцов бесконечная война с Тарковским шамхальством начинала уже бесить, ведь из-за неё они потеряли возможность пограбить Царьград и Трапезунд, пошарить по польским землям. Но уходить куда-то при таких соседях - чистейшей воды сумасшествие, приходилось воевать, радуясь, что война идёт на земле врага. Чем дальше, тем больше казакам-гребенцам хотелось покончить с этой застарелой враждой. Любыми способами, как угодно, но избавиться от неудобных соседей.
* * *
Донская земля стремительно менялась. Невероятными темпами росло население, как казачье - за год показачились тысячи ногаев, русинов, черкесов, калмыков, существенно изменив баланс сил в войске - так и мирное. На Дон пришли с Малой Руси преследуемые там католики, евреи, униаты, благо здесь конфессиональных запретов на проживание не было. Часть прибывших хотели быть казаками, но большинство предпочло заниматься каким-нибудь другим делом, платя городкам, на территории которых оседали, налоги. Такое было и раньше, но масштабы нынешнего переселения многих старожилов тревожили.
Пока доминировавшие на севере Донской земли сторонники соблюдения традиций не заметили одного важного процесса - стремительно растущего перекоса в демографии с перестраивающимся под новые реалии Низовьем Дона. Население этого региона выросло за год на порядок, а люди туда всё прибывали и прибывали. В Верховьях прирост был несравненно меньшим, это вскоре должно было сказаться и на политическом весе атаманов этих земель.
Не всех там даже уход вековечных врагов обрадовал. Ведь на смену им на востоке пришли лучше вооружённые и организованные калмыки, а с севера резко усилилась угроза прихода царя и его помещиков. Раньше их татары сдерживали, а теперь этой опасности не было, боярские и дворянские глаза завидущие не могли не заметить плодороднейших земель, пригодных для освоения. К тому же, даже среди казаков немало было людей, которые не любят и не принимают изменений в принципе.
Довольно легко захваченный кусочек Черкессии требовал всё больших и больших усилий и средств для его удержания. Поселенцам приходилось не расставаться с оружием ни днём, ни ночью. Осевшие на землю потому, что не жаждали судьбы казаков, русины там вынужденно становились воинами, альтернативой были смерть или рабство.
Господи, оборони от происков нечистого!
Львов и его окрестности, октябрь 1638 года от Р. Х.
Темно, сыро и зябко было в помещении. А главное - чего уж перед своими притворяться - страшновато. Не только и не столько моросящий дождик и холод середины осени на улице тревожили подмастерьев и старших учеников гильдии кузнецов, собравшихся здесь, в наспех оборудованной караулке одной из башен львовских укреплений. Страх перед возможным штурмом города осадившим его казацким войском холодил их сердца. Они сидели на лавках, расставленных вдоль стен, и трепались ни о чём. Говорить откровенно в присутствии начальства было глупо, привычно шутить о сердечных делах товарищей - стрёмно. Хоть и говорят, что темнота - друг молодёжи, но парни предпочли бы зажечь для бодрости и тепла очаг, или хотя бы лучину подпалить.
Однако назначенный командовать стражей этой башни мастер гильдии кузнецов Хофмайер против огня и освещения резко возразил.