Атаман Устя

Казаки, вся станица клялись и божились, крестясь на храмъ Божій, что они разыщутъ и привезутъ Устю, хотя бы пришлось лазать на дно морское. Съ десятокъ молодцовъ тотчасъ поскакали въ разныя стороны на развдки и поиски похищенной силкомъ двушки. Но чрезъ три дня красноярская казачка по рожденью и кабардинка по своей природ — сама прискакала на кон въ станицу и вихремъ подлетла къ своему дому.

— Что батюшка? Живъ-ли? Что онъ? вскрикнула она, увидвъ двухъ женщинъ.

Отецъ еодоръ былъ въ томъ же полномъ состояніи разслабленія, но, услыша дорогой голосъ, ожилъ сразу…

— Устя! Устинька! воскликнулъ онъ и даже поднялся самъ съ постели.

Долго обнимала и цловала двушка отца и ласкала на вс лады.

Священникъ все глядлъ ей въ глаза и все хотлъ будто разгадать что-то, не спрашивая словами.

— Ничего со мной не приключилось худого, дорогой мой! сказала Устя. Гд имъ со мной было управляться!

— Какъ же тебя отпустили, прозвали? Секретарь-то…

— Онъ, батюшка, на томъ свт!

— Какъ?!

— Я его запорола ножемъ!

— Устя! вскрикнулъ отецъ еодоръ, — Господи помилуй!!

— Что-жъ было длать, батюшка. Либо мн была погибель, либо приходилось убить, себя обороняя. Хотли бы вы, чтобы я загибла?

— Что-жъ теперь будетъ съ нами?

— Не знаю!.. Но одно знаю, что мы вмст будемъ; хоть и худо, да вмст, а не въ разлук.

— Тебя судить будутъ, въ Сибирь угонятъ…

— Вы за мной пойдете, или бжимъ загодя…

— Куда же намъ бжать, родная… Я еле дышу; уходи ты отъ суда московскаго, уходи одна…

— Нтъ, безъ васъ я никуда не пойду! ршила Устя:- будь, что будетъ.

На станиц вс казаки тоже перепугались; шутка ли — съ Москвой тягаться.

Не прошло трехъ дней, какъ войсковое начальство, встревоженное происшествіемъ, поднялось на ноги. Убійство столичнаго секретаря было дло нешуточное. Какія причины побудили молоденькую казачку зарзать чиновника и богатаго московскаго барина — стало дломъ второстепеннымъ. Виноватъ онъ, да вдь и мертвъ! Разумется, худое дозволилъ себя чиновникъ съ казачкой, а именно ночное разбойное похищенье и неудавшееся насиліе, такъ за то онъ и люто отвтилъ, былъ ею умерщвленъ; стало быть, теперь оставалось только судить убійцу.

Будь секретарь живъ, а казачка опозорена — то была бы права и ступай въ Москву съ жалобой просить на него суда и расправы у царицы, а распорядилась сама, защищаясь отъ его козней — теперь иди къ отвту.

Такъ разсудилъ войсковой старшина.

Попова дочь и казачка красноярская Устинья едоровна, по приказу правленія войска Донскаго, была арестована и съ конвойными казаками доставлена на арб въ Ростовъ… Посл увоза дочери, священникъ затихъ, не то живъ, не то нтъ…

Двушку временно засадили въ городскую тюрьму и стали ждать указа изъ Москвы — что повелятъ изъ столицы учинить съ убійцей? Какъ и гд казнить, и куда сослать, коли вынесетъ плети?

Долго ждали отвтнаго указа изъ станицы.

Между тмъ въ острог, гд сидла Устя, нашлись всякіе молодцы, и старые и малые, и со всхъ концовъ міра, и душегубы, и безвинно попавшіе подъ судъ людской.

Одинъ изъ заключенныхъ былъ разбойникъ съ Волги, молодой и простодушный малый, красивый и ласковый, по имени Стенька, но котораго вс острожники звали «попадья». Это ли прозвище, или его добрый нравъ и сразу оказанное вниманіе и ласки ко вновь заключенному, но Устя быстро подружилась съ Стенькой. Ему одному разсказала она все свое приключенье и объявила, что хочетъ, во что бы то ни стало, бжать, не дожидаясь наказанія, котораго ей, конечно, и перенести было бы не въ мочь.

— Ужъ лучше смерть, чмъ на площади истязаніе; да и за что? думалось ей: была бы виновата — иное дло; а тутъ вдь она только себя защищала отъ изверга.

Стенька вызвался подговорить еще двухъ человкъ, часто ужъ сидвшихъ въ острогахъ и много разъ бгавшихъ. Вскор общій уговоръ четырехъ человкъ былъ приведенъ въ исполненіе легче, чмъ они сами драли и могли надяться.

Устя, переодтая парнемъ-казакомъ, очутилась на вол. Но какъ добраться домой верстъ за двсти и что потомъ длать съ собой? Двушка думала только о первомъ дл… Первое — повидаться съ отцомъ! а тамъ посл — что Богъ дастъ! Два дня Устя съ Стенькой бродили вмст въ степи, на третій день Стенька на лугахъ Дона угналъ изъ какого-то табра отличнаго коня и представилъ его казачк, скрывавшейся въ овраг.

— На вотъ! сказалъ онъ;- одна мн обида, двушка; не увижусь я больше съ тобой.

Голосъ молодца былъ такой, что Уст за сердце схватило.

Первый разъ въ жизни молодой парень былъ ей по душ… Было въ ней что-то къ нему — чему имени она не знала и не могла назвать, не могла уяснить… Устя вздохнула и вымолвила:

— Буду тебя помнить, Стенька.

— Спасибо.

— Коли случишься около красноярской станицы, знай, что я тебя въ дом родителя укрою хоть на мсяцъ.

Стенька усмхнулся грустно и тряхнулъ головой.

— Эхъ, двушка, да сама-то ты, нешто ты обленная домой дешь, вдь и теб на дому ужъ не житье; а ты лучше, себя упасая, приходи къ намъ на Волгу… тамъ жить можно; разбойныхъ шаекъ много, иди въ любую; есть и душегубы, а много тоже такого народу, что вотъ мы съ тобой, знать несчастненькіе, безъ вины виноватые.