– Ну, дела-а, – и, посмеиваясь в бороды, мужики стали расходиться.
– Сядь, отдохни. В лице ни кровинушки. У, ироды! – потрясая кулаком в сторону гулящих, горячилась Иринка. – Совсем бабу спужали!
Алёна села, прислонилась спиной к дереву. Иринка же, вдруг заторопившись и сказав: «Я сейчас», исчезла.
Алёна понемногу успокаивалась. Не такими уж и страшными казались ей эти бородатые, угрюмые мужики, обвешанные оружием, пропахшие дымом костра и пороха. Одних она уже знала: вон Кривой – он и вправду одноглазый, место второго глаза прикрывает черная кожаная полоска, из-под которой наискось пролег багровый шрам. Он у них за главного. Это Кривой приказал взять Алёну с собой; а вот Аслан – красавец мордвин, стройный, гибкий, как змея, глаза у него черные, жгучие; вон Андрей-весельчак и гуляка – этого она запомнила еще со вчерашнего вечера, когда встретила в лесу гулящих, и того тучного монаха она тож признала.
На середину поляны вышли двое. Одного Алёна видела раньше, а вот второй был обличьем нов. Высокий, голубоглазый, лет тридцати пяти. Светлые вьющиеся волосы его в беспорядке падали на высокий лоб, и когда он резким движением головы отбрасывал их назад, они дикими волнами обвивали голову, медленно сползая. Одет он был в голубой легкий кафтан, отделанный каменьями и подпоясанный широким, украшенным золотыми бляхами, поясом, на ногах узором тисненые чедыги на высоком каблуке.
– Поляк! Поляк идет! – послышалось со всех сторон, и гулящие начали стекаться на середину поляны.
– Братья! – раздался чистый звонкий голос. – Горе пришло непрошено. Сгинули четверо наших товарищей, атаман схвачен краснополыми, а с ним Цыба да Степан Заика. Идут по наши головы стрельцы да рейтары, все конны и вельми оружны. Они уже у Черного урочища. Ведет их наш давний ворог – воевода темниковский, а с ним, пся крев, змея подколодная, перевертень – Илюшка Пивовар.
Гулящие зашумели, потрясая оружием.
– Веди на боярина! Посечем краснополых.
Поляк поднял руку, все замолчали.
– Товарищей своих на дыбу не дадим, вызволим, но и на стрельцов не пойдем, много их. Так что уходим, братья. Добро с собой не брать, обуза то. Живы будем, поболе добудем. На коней, братья! – с жаром закончил он.
– Аслан! – позвал Поляк молодца. – Ты вот что, Романа и Илью зови, дело есть.
– Понял, – сверкнул глазами Аслан. – Мал, мал стрелы метать надо?
– Там видно будет, – бросил Поляк и, резко повернувшись на каблуках, пошел к шалашу.
К Алёне, все так же обессиленно сидевшей под деревом, подошла Иринка. На этот раз она была не одна, рядом с ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял широкоплечий молодец.
– Это Мотя, – выставив парня впереди и спрятавшись за него, сказала Иринка.
Улыбнувшись, Алёна похвалила:
– Хороший выбор. И пригож, и силой Бог не обидел. Совет вам да любовь.
– Чего, медведь, зубы-то кажешь, я еще не согласилась, – вывернулась из спины молодца Иринка. – Вот как бросишь гулящих, тогда и посмотрим.
Стукнув кулачком в широкую молодецкую грудь, она добавила:
– Нечего зенки на женку пялить. Веди коней, не то дружки твои ждать не будут, да и Поляк ноня вельми сердит.
– А кто он, Поляк-то? – спросила Алёна как бы невзначай.
– Кто, не ведаю, но головы ему не сносить, горяч больно. А голову жаль, базенькая. Женкам любо на него смотреть, да не только смотреть… Но вишь ли, не охоч он до них.
Глазами Алёна отыскала в толпе суетящихся в сборах гулящих высокую статную фигуру в легком голубом кафтане.
Иринка заметила это и, сверкнув озорно глазами, спросила:
– Никак по нраву пришелся?
– О чем ты? – вдруг смутилась Алёна.
– Знаю, знаю, – и, подражая попу Савве, она, смешно надувая щеки и подняв вверх указательный палец, назидательно пробасила: – Грех то великий, о земном помышлять. Яко за грех тот и Ева из райского жилища низвержена была.
Старица с Иринкой подошли к лошадям. Тонконогий ладный жеребец заржал, скаля зубы и тряся головой, как бы приветствуя свою хозяйку.
Иринка легко вскочила в седло и, сдерживая заплясавшего жеребца, приказала Матвею:
– Сестру Алёну в Арзамас отвезешь.
– А ты куда, птаха моя? – заволновался Мотя.
– Тут недалече, нужда будет, найдешь, – уже на скаку выкрикнула она.
Гулящие на конях, при оружии, съезжались к костру.
– С Богом, братья! – зазвенел над поляной голос Поляка. – Мы покидаем эти места, но мы еще вернемся! – и уже тише добавил, обращаясь к близстоящим мужикам: – Ушан и ты, Петро, – в дозор, а ты, Кривой, со своими людьми спины наши прикрывать будешь.
Поляк хлестнул плетью коня, с места перешел на галоп, увлекая за собой гулящих.
Вскоре поляна опустела.
3
Конно, по двое едут рейтары по лесной дороге. Едут сторожко, озираясь по сторонам. За ними так же парно и так же сторожко идут стрельцы. Войско вытянулось на добрую версту, хотя всего две сотни в войске том, да уж больно узка дорога лесная, нет свободы ни конному, ни пешему.
– Подтянись! – то и дело слышится голос сотника. Стрельцы прибавляют в шаге, но ненадолго. Конные опять уходят вперед.