Атаманский клад

Блатной чертыхнулся, попытался спрятать лезвие обратно в прореху в поясе, но оно застряло в материи, поранив ему пальцы. Неловкая возня не осталась незамеченной, начальник кивнул вертухаю, а тот притянул нарушителя к себе:

— Стареть начал, Кардан. — изумился оперативник, подталкивая уголовника в спину. — Почему не бросил мойку на пол? Или подумал, что мы исчезнем, а ты продолжишь разборку?

— Ничего я не думал, — блатной угрюмо насупился. — Мойка не моя, я нашел ее под шконкой.

— Ты под кроватью отыскал себе десять суток шизо. А потом посмотрим.

Начальник снова пошарил глазами по тесному боксу, наткнулся на молодого шустряка, привставшего с пола, молча тоже указал ему пальцем на выход. Затем прошел в помещение, похлопал по спине костлявого товарища блатного, задохнувшегося в кашле, и когда тот обернулся, так-же кивнул ему на дверь. Больше оперативник никого выделять не стал, не взглянул он и в сторону Бени со Слонком. Обернулся уже на пороге и как бы невзначай заметил:

— Слонок, освободилось три нижних койки, пора тебе поменять свое лежбище. Ты старое пригреть, надеюсь, не успел?

— Никак нет, гражданин начальник, — тут-же откликнулся бригадир, вытирая рубахой кровь с лица. — Забираться наверх было очень трудно. Все кости болят.

— Вел бы ты себя по умному, никто бы тебя не отметелил, — узкоплечий начальник взялся за край двери, но опять обратился к Слонку. — Чуть не забыл, за тебя на воле беспокоятся, завтра-послезавтра вызовут для серьезного разговора.

— Всегда к вашим услугам, — бригадир с усилием наклонил голову.

— Не спеши, а вдруг заготовили только для тебя смертный приговор?

— Гражданин начальник, в России смертная казнь отменена приказом президента Ельцына.

— В Америке на нее тоже наложено типа табу. Но в исключительных случаях с удовольствием применяют смертную казнь на электрическом стуле.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ, затем кто-то любопытный заглянул в глазок над кормушкой и шаги удалились. Беня устало опустил плечи, подскочивший Козырь тронул его за руку, провел к нарам, на которых минуту назад возлежал блатной Кардан. Слонок забрал со своей койки телогрейку, подложил под подобие подушки на нарах напротив, она принадлежала туберкулезнику. Козырь переселился на кровать молодого шустряка. В душной камере никто не проронил ни слова, остальные блатняки с уводом главарей в изолятор заткнулись собственными портянками Беня грустно усмехнулся, подумав, что догадайся кто в России сместить самого президента, народ вопримет это как должное. В груди у него принялась разрастаться боль, но он уже знал, что это состояние временное, могучий организм привык за последние годы перемалывать и не сквозные ранения.

В камере установилась напряженная тишина, которая давила на виски вместе с застоявшимся воздухом. Разговор у Бени со Слонком и с Козырем долго не клеился, мысли о том, что если Кардана с его друзьями не запрут в изолятор, то продолжение конфликта может быть весьма интересным, заставляли нервно коситься на дверь. Но время текло, а ключ в замке больше не поворачивался. Наконец, шныри отомкнули кормушки, принялись раздавать обед, и проблема переместилась на второй план. После ужина она вообще начала угасать, бокс в обновленном составе мирно отошел ко сну. Ни друзья, ни враги, не смогли переступить психологический барьер, чтобы обсудит друг с другом наболевшие темы.

Кажется, только специально для тюрем делают вечные лампочки бессмертного Ильича, не гаснущие ни днем, ни ночью, во всех других учреждениях они перегорают буквально через неделю. Вот уж наступило утро, а приход нового дня не отразился ни на чем, ни на ком. И никак. Затхлое помещение с обтерханными стенами обливал все тот-же подслеповатый свет, к параше, единственной на весь бокс, выстроилась очередь. После завтрака она повторилась, но покороче. Прогулку в связи с бунтом в соседней камере отменили на неопределенный период, и Беня со Слонком сумели наконец-то уединиться для разговора, долгожданного для обоих. Вскоре к ним подвалил Козырь, получивший во время стрелки с нахичеванскими армянами легкую царапину плеча. Слонок долгое время косился на него, подозревая в нечестной игре, он думал, что на стрелке его помощник прятался от свинцового дождя под колесами какого-нибудь автомобиля, как сам Слонок под трупом противника. Армянский хохол и в боксе повел себя отчужденно, примкнув к подследственным, ведущим нейтральный образ жизни, он в защиту бригадира, когда того взялись прессовать, не пошевелил и пальцем. Но Козырь клятвенно побожился, что замочил нескольких армянских боевиков из автомата. Он не виноват, что ранили его легко, значит, спасибо доброй заступнице судьбе. А в камере тоже надо знать, на кого пасть разевать, блатных вон сколько, а их только двое. И Слонок сдался, посчитав поведение Козыря обыкновенной трусостью.

— Ну как там у тебя с дыркой? Зарастает? — подсел бригадир на кровать к Бене.

— Затянется, куда ей деваться. — добродушно хмыкнул кубанский казак, вновь внимательно обследовал Слонка. — Да, брат, досталось тебе крепко.