Он позвонил в региональную штаб-квартиру
Митчем хотел поговорить с помощником генерального менеджера в одном из подразделений, но помощник на неделю уехал из города, и с ним невозможно было соединиться.
— Дайте мне кого-нибудь еще! — умолял Митчем. — Кого угодно, из любого региона! Ради Бога, дайте мне кого-нибудь, кто скажет мне, что делать!
По телефону ответил помощник генерального менеджера региона Айова-Миннесота.
— Что? — перебил он Митчема после первых же слов. — В Уинстоне, Колорадо? Почему, черт возьми, вы мне звоните?.. Нет, не объясняйте мне, что у вас там стряслось, я не хочу этого знать!.. Нет, я сказал! Нет! Вам не удастся втянуть меня в эту историю, чтобы
Главный инженер Центрального региона ответил нетерпеливо:
— Да? Что? Что такое? — и Митчем отчаянно заторопился, объясняя ситуацию. Когда главный инженер узнал, что дизеля нет в наличии, он оборвал Митчема: — Тогда, конечно, задержите поезд! — Услышав про Чалмерса, он ответил более сдержанно: — Хм… Кип Чалмерс? Из Вашингтона?.. Ну, я не знаю. Это должен решить мистер Лоси. — Когда же Митчем сказал, что мистер Лоси приказал все организовать, но… главный инженер с огромным облегчением прервал его: — Так делайте то, что приказал мистер Лоси! — и дал отбой.
Дэйв Митчем осторожно положил телефонную трубку. Он больше не кричал. Вместо этого он на цыпочках, крадучись, подошел к креслу. Он сидел и довольно долго смотрел на приказ мистера Лоси.
Потом окинул взглядом комнату. Диспетчер говорил по телефону. Главный механик и формировщик составов находились тут же, но делали вид, что ничего не видят и ничего не слышат. Ему хотелось, чтобы Билл Брент, главный диспетчер, ушел домой. Но Билл Брент стоял в углу и смотрел на него.
Невысокий, худой, широкоплечий Брент выглядел моложе своих сорока лет. Бледная кожа конторского служащего никак не соответствовала резким чертам лица ковбоя. Он считался лучшим диспетчером всей системы.
Митчем резко встал и поднялся по лестнице в свой кабинет, сжимая в руке приказ Лоси.
Дэйв Митчем звезд с неба не хватал, он плохо разбирался в инженерных и транспортных проблемах, но понимал людей вроде Клифтона Лоси и ту игру, что затеяли начальники в Нью-Йорке, и то, что они с ним сейчас делали. Приказ не предписывал ему дать мистеру Чалмерсу работающий на угле паровоз, там было написано «локомотив». Когда придет время отвечать на вопросы, не ахнет ли возмущенный мистер Лоси: как так, он не сомневался, что управляющему отделением отлично известно — только
Нью-йоркскому начальству все равно, думал Митчем, им наплевать, успеет ли мистер Чалмерс попасть на свой съезд вовремя или дорогу разрушит беспрецедентная катастрофа. Они заботятся только о том, чтобы их не в чем было упрекнуть при любом варианте развития событий. Если он задержит поезд, они сделают его козлом отпущения, дабы умерить гнев мистера Чалмерса. Если он отправит поезд, и тот не доберется до конца туннеля, они обвинят его в некомпетентности. Чем бы дело ни кончилось, повернут все так, будто он действовал вопреки их приказам. Что он сможет доказать? Кому? Трибуналу ничего не докажешь, если у него нет ни утвержденной политики, ни узаконенной процедуры, ни прав свидетельствования, ни системы доказательств. Трибунал Объединенного совета признаёт людей виновными или невиновными как сочтет нужным, не сообразуясь с принципами виновности или невиновности.
Дэйв Митчем не разбирался в тонкостях юриспруденции, но понимал, что суд не связан никакими правилами, не считается ни с какими фактами, а слушания есть не торжество законности, а действия людей, и судьба человека зависит не оттого, что он сделал или чего не делал, а только оттого, с кем он знаком или не знаком. Он спросил себя, есть ли у него шансы победить на слушаниях против мистера Джеймса Таггерта, мистера Клифтона Лоси, мистера Кипа Чалмерса и их могущественных друзей?