— Существует только одна причина твоего присутствия в доме любой женщины, — заявил Риарден. — Я подчеркиваю,
— Я действительно дал вам основания не доверять мне, но не в отношении мисс Таггерт.
— Не говори мне, что у тебя здесь нет шансов. Я это и так знаю. Их нет, не было и не будет. Но я должен разобраться, прежде…
— Хэнк, если ты хочешь обвинить меня… — начала она, но Риарден круто повернулся к ней.
— Господи, Дагни, нет! Но тебя не должны видеть с ним. Ты не должна иметь с ним никаких дел. Ты его не знаешь. А я знаю, — он повернулся к Франсиско. — Что тебе нужно? Ты надеешься включить ее в список своих побед или…
— Нет! — крик вырвался против его воли и прозвучал неубедительно, хоть и со всей серьезностью единственного доказательства.
— Нет? Так значит, ты здесь по делам? Готовишь ловушку, такую же, как мне? Какой вид обмана ты приготовил для нее?
— Моей целью был… не был… бизнес.
— А что же?
— Если вы еще в состоянии мне поверить, я могу сказать вам только, что она не связана… ни с каким предательством.
— Ты думаешь, что все еще можешь говорить о предательстве в моем присутствии?
— Однажды я отвечу на все ваши вопросы. Но сейчас не могу.
— Тебе не нравится напоминание о предательстве, не так ли? Ты с тех пор избегаешь меня, верно? И не ожидал увидеть меня здесь? Ты не хочешь смотреть на меня? — Но он знал, что Франсиско смотрел на него в эти дни больше других. Он то и дело как будто видел глаза, искавшие его взгляда, видел лицо без эмоций, без призыва или самозащиты, готовое встретить все, с чем столкнется. Он видел открытый взгляд, отважный и незащищенный, взгляд человека, которого он любил, который освободил его от чувства вины. И он обнаружил, что борется со странным ощущением, будто это лицо по-прежнему спасает его от всякой скверны… Но сейчас, после целого месяца нетерпеливого ожидания Дагни, его нервы были на пределе.
— Почему ты не говоришь правды, если тебе нечего скрывать? Зачем ты здесь? Почему вдруг застыл, увидев, что я вошел?
— Хэнк, остановись! — крикнула Дагни, отшатнувшись, зная, что жестокость в этот момент недопустима.
Они оба обернулись к ней.
— Пожалуйста, позволь ответить мне одному, — спокойно попросил Франсиско.
— Я говорил тебе, что надеялся никогда больше его не увидеть, — напомнил Риарден. — Извини, что это случилось здесь. Это не касается тебя, но кое за что он должен заплатить.
— Если ваша цель отомстить, — с усилием произнес Франсиско, — разве вы ее уже не достигли?
— В чем дело? — лицо Риардена застыло. Губы двигались с усилием, голос звучал хрипло. — Это твой способ просить о милосердии?
Франсиско понадобилось время, чтобы собраться с силами.
— Да… если хотите, — ответил он.
— А когда ты держал мое будущее в своих руках, ты даровал мне милосердие?
— Вы вправе думать обо мне все, что пожелаете. Но, поскольку дело не касается мисс Таггерт… вы позволите мне удалиться?
— Нет! Ты хочешь сбежать, как сбежали все остальные трусы? Ты хочешь скрыться?
— Я готов встретиться с вами в любом месте и в любое время, если вы пожелаете. Но я предпочел бы, чтобы все произошло без мисс Таггерт.
— Почему бы нет? Я хочу, чтобы все произошло в ее присутствии, ведь это единственное место, где ты не имел права появляться. У меня не оставалось ничего, что бы я мог защищать от тебя, ты забрал больше, чем любой из мародеров, ты разрушил все, к чему прикасался, но есть одно, последнее, к чему ты никогда не прикоснешься. — Он понимал, что окаменевшее, лишенное всякого выражения лицо Франсиско — самое верное свидетельство переживаемых им сильнейших чувств, свидетельство того невероятного усилия, которого требует от него контроль над собой. Он понимал, что для него это пытка, и что он, Риарден, движим слепым чувством палача, наслаждающегося пыткой… вот только не смог бы сказать, Франсиско он пытает или самого себя. — Ты хуже мародеров, потому что совершаешь предательство, полностью отдавая себе отчет в том, что именно ты предаешь. Я не знаю, какая из форм морального разложения движет тобой, но хочу, чтобы ты усвоил: есть вещи вне твоей власти, они выше твоей алчности и жестокости.
— Вам больше не нужно… меня бояться.
— Хочу, чтобы ты запомнил: ты не должен ни думать о ней, ни смотреть на нее, ни приближаться к ней. Из всех мужчин только ты один не имеешь права появляться там, где находится она. — Риарден понимал, что им движет слепой гнев, вызванный былой симпатией к Франсиско, по-прежнему еще живой в нем, и именно ее он должен был разрушить. — Каковы бы ни были твои намерения, я огражу Дагни от любого контакта с тобой.
— Я дал вам слово… — Франсиско замолк.
Риарден коротко рассмеялся:
— Я знаю, чего стоят твои слова, признания, дружба и клятвы именем единственной женщины, которую ты…
Он замолчал. Все поняли, что произошло, в ту же минуту, когда это понял сам Риарден.
Он шагнул к Франсиско и спросил, указывая на Дагни, голосом тихим и чужим, словно не принадлежавшим человеческому существу:
— Ты любишь эту женщину?