Атлантическая премьера

— Действительно… — вспомнила она. — Ну, а если вы не очень старый? Скажем так, лет пятидесяти?

— Все равно, — вздохнул я, — я еще не знаю, доживу ли до обеда, а как поведу себя в пятьдесят лет, мне трудно представить.

— Если вы будете кривляться и валять дурака, то не доживете даже до ланча, — пригрозила Соледад, — неужели вам непонятны мои желания?

— Ваши желания и ваши намерения, — проворчал я, — могут быть самыми непредсказуемыми. Вот я съел ваш завтрак, а сам думаю: не подмешала ли мне мисс Соледад какой-нибудь медленно действующей дряни, от которой я буду загибаться в течение трех суток, визжать от болей, блевать и истекать дерьмом? Или наоборот, вы устроите мне колоссальный запор, а потом явитесь в халате медсестры и будете ставить мне клизму. А может быть, вам захочется лечить меня инъекциями и вы будете всаживать мне в зад уколы — от вас можно ждать всего!

— А у вас богатая фантазия, мистер Родригес! — усмехнулась Соледад. — Это поднимает вас в моих глазах. Вы говорите о непредсказуемости, как о чем-то дурном, но ведь именно в ней-то и заключается вся прелесть! Конечно, проще всего было прийти сюда в купальнике, сделать несколько стриптизных па, снять верхнюю часть, потом, извиваясь, выскользнуть из нижней, еще чуть-чуть повертеть задом и после этого сесть на вас верхом… Но это так пресно, так пошло и самое главное — скучно. Секс должен быть театрален, в нем должна быть какая-то экзотика, игра, немного гротеска и баловства, немного страха, пародии, иронии — именно тогда это не просто случка самца и самки, а наслаждение для интеллектуала.

— Особенно для меня, — сказал я, хмыкнув, — никогда не относил себя к интеллектуалам.

— И тем не менее, — настойчиво заявила Соледад, — хотя вы, как и я, строго говоря, не можете считаться интеллектуалом, ощущать им себя хотя бы чуть-чуть очень приятно. Воображать, фантазировать, перевоплощаться, обретать иной облик — разве это не удовольствие?

— В вас погибает актриса, — сказал я вполне серьезно, — вам надо бросать ваш бизнес и ехать в Голливуд.

— Шлюх там и без меня достаточно, — безжалостно отмахнулась Соледад, — но самое главное — они играют за деньги, а я — просто так, ради удовольствия. Это ведь просто понять, не так ли?

— Вообще-то, да, — ответил я, — но если, получая удовольствие, еще и деньги получать — это, по-моему, совсем хорошо.

— Нет, — мотнула головой Соледад, — работа, за которую тебе платят, не может быть удовольствием. В этом случае над тобой всегда висит принуждение:

не сделаешь — не заплатят. Это все равно, что плетка надсмотрщика на плантации. А вот если той же самой плеткой тебя секут по твоему желанию — это больно, но приятно.

— А я думал, вы — садистка, — сказал я недоверчиво.

— Садомазохизм — единый комплекс…

— И где вы только всего нахватались? — спросил я. — Ощущение, что вы по крайней мере «пи-эйч-ди».

— Это просто жизненный опыт плюс чтение на досуге.

Она сидела на моей кровати, всего на расстоянии вытянутой руки, но мне было страшно дотронуться до нее. И не протянуть к ней руку было страшно тоже. Это противостояние внутри длилось очень долго, пока ее язык продолжал ошарашивать меня парадоксами и философствованиями. Наконец она грустно сказала:

— Вы соблазнили меня на болтовню и отвлекли от того, зачем я пришла сюда. Это вам дорого обойдется!

Мне стало страшно, я очень хотел дожить хотя бы до ланча. Я схватил чашку из-под кофе и с силой хватил ее об пол так, что осколки брызнули в стороны.

— Какая вы неловкая, Соледад! — взревел я голосом пятидесятилетнего миллионера. — Немедленно соберите осколки!

Соледад с интересом поглядела на меня, на лице ее натуральный испуг быстро сменился притворным, и она залепетала:

— Простите, сэр, я такая дура, сэр, я сейчас же все уберу, сэр!

После этого она нагнулась и принялась собирать в ладошку маленькие осколочки тонкого фарфора. При этом задний край юбки чуть вздернулся, попка элегантно обозначилась под плиссировкой, к тому же из-под юбки стали видны розовые шелковые панталоны…

Все страхи и сомнения провалились, я выпрыгнул из-под простыни и, подскочив к соблазнительно нагнувшейся Соледад, обеими руками забрался под юбку…

— О, сэр, — пробормотала она, — эта работа не оговорена в контракте… Не кажется ли вам, что вы слишком многого хотите от бедной девушки?

— Будьте покойны, Соледад, — низким голосом сладострастника не первой свежести прогудел я, спуская ей панталоны до колен, — ваша услуга будет хорошо, очень хорошо оплачена…

— Господи, прости мне прегрешение это! — простонала Соледад, упираясь руками в край кровати. — Нет! Нет, не надо, не надо, сэр! Ай!

Последнее было сказано в тот самый момент, который мне больше всего нравился. Влажные и мягкие, большие и нежные ягодицы Соледад прижались к моему животу, а пенис, чуть-чуть сдавленный ее пышными ляжками, просунувшись между ног Соледад, нырнул в нее снизу вверх…

— Браво! — объявила Соледад, переставая играть горничную. — Великолепно! Работайте, сэр!..