Атолл

Он был одним из сорока несчастных, избежавших гибели на Анаа во время внезапно налетевшего цунами в 1912 году, почти полностью уничтожившего атолл. Может, сознание его помутилось после этого несчастья, унесшего всех его близких? Во всяком случае, вернувшись на остатки родного атолла, он не стал производить посадки и восстанавливать постройки. Более того, он осмеивал усилия своих собратьев по несчастью. Слова его звучали кощунственно, но держался он как человек, лишенный разума. Священник, руководивший строительством новой церкви, не раз отводил его в сторону и читал ему наставления. Перед катастрофой несчастный был ревностным католиком. Но моки повторял людям то, что отвечал в таких случаях священнику:

— Ты ведь был тогда в церкви? Ты видел, как бог внял нашим молитвам? — И он добавлял непристойное слово.

Во время цунами, смывшего людей, жилища, растения, священник собрал в церкви оставшихся в живых. Все молились, чтобы это последнее убежище уцелело. Но вода не переставала прибывать, ураган ревел, и в конце концов церковь обрушилась.

— Старайтесь, старайтесь, — насмехался моки над работавшими людьми. — Молитесь особенно усердно, когда увидите, что небо потемнело!

Он не умывался, отпустил бороду и волосы, не стриг ногти, и одежда его превратилась в зловонные лохмотья. Как-то раз заметили, что он бродит вокруг одной хижины. Спустя несколько недель хижина сгорела. Без очевидного повода он разразился смехом вслед женщине, несшей новорожденного младенца, и вскоре ребенок умер. Когда постройка повой церкви закончилась и состоялось торжественное открытие, вечером того дня люди наблюдали, как он бегал по рифу, жестикулируя и грозя кому-то кулаками, как бы произнося заклинания. Всех охватил страх. Этот человек был моки. У кого хватило бы твердости поднять руку на существо, потерявшее все и ничего не вернувшее? Какое чувство можно испытывать к нему, кроме жалости? Священник молился за него и советовал верующим следовать его примеру. Узнав об этом, моки разразился безумным смехом, заставившим похолодеть от ужаса всех, кто его слышал. Но можно ли преследовать человека лишь за то, что он смеется? Наконец, спустя некоторое время все же представился случай избавиться от моки. Когда люди выходили с воскресной мессы, он появился, выряженный на потеху всем в сутану священника, которую сумел выкрасть из притвора церкви.

Он танцевал тамуре, сопровождая свои кривляния непристойными жестами. Кое-кто не смог удержаться от смеха, но верующие бросились на моки и сорвали с него одеяние священника. Ему не причинили боли (впрочем, он сразу затих), но посадили его на шхуну и попросили высадить на атолле, где жили родственники моки. Но он там не остался, не остался и на Факаруа, Апатаки и Таканото. Каким образом ему удалось высадиться на Арутаки, никто точно не знал. «Это дьявол его доставил», — говорили одни. «Он приплыл в животе у рыбы», — твердили другие. «Он причалил в ветреную погоду, а потом пустил свою парусную лодку на волю течения», — предполагали третьи, более рассудительные. Во всяком случае, достоверно следующее: три девушки, отправившиеся за фетюэ[19]

на риф, вернулись в деревню испуганные: они видели дикаря. Несколько мужчин поспешили на место происшествия и обнаружили там моки. Он бродил по рифу и собирал ракушки, которыми, очевидно, питался. Кто он? Как сюда попал? Моки не отвечал на вопросы. Собрался совет семи. Он решил одеть и накормить этого человека, дать ему кое-какую домашнюю утварь и помочь построить хижину. Моки казался совершенно безобидным. Ему дали нож, котелок, кастрюлю, терку для кокосовых орехов, одна вдова принесла вполне приличную одежду. Для постройки хижины, вернее жалкой лачуги, подобной тем, что сооружают на время в секторе, он выбрал отдаленное место, кишащее москитами. Но обычно он спал вообще под открытым небом на земле, без циновки. Вскоре он вернулся к своему прежнему состоянию, ходил грязный, оборванный, питался лишь ракушками и лангустами. Так проходили недели и месяцы, за моки не замечали ничего предосудительного, к нему привыкли. Рыбаки даже обменивались с ним дружескими замечаниями, и лишь женщины продолжали видеть в нем посланца дьявола. Беременные боялись его проклятия: ведь он танцевал тамуре в платье священника! Мато и некоторые другие считали, что этот человек не настоящий моки: в нем не было злобы, и чем добрее и мягче с ним обращаться, тем быстрее исчезнут признаки одичания и безумия. Ведь при встречах с ним многие смотрели на несчастного с нескрываемым любопытством, как на существо странное, не похожее на других людей, и моки становилось стыдно от того, что на него так смотрели. Даже морских птиц и акул в общественном бассейне можно приручить лишь лаской.

— Ты принял бы его в своей хижине, в кругу своей семьи? — иронически спросил как-то раз у Мато один из островитян.

На мгновение смутившись, Мато ответил:

— Почему бы нет? Что тут страшного? Конечно, я бы его принял.