Атомная бомба

— Да, и достаточно быстро. Дело в том, что были специальные уполномоченные, которые привозили в «зону» людей…

— Почти как в лагеря?

— Нет, такое сравнение недопустимо! В закрытых городах все-таки были хорошие условия жизни, хотя и существовали определенные ограничения.

— Людей не выпускали за колючую проволоку?

— Тут была определенная дискриминация… Если человек достигал определенной должности, то для него были сильные послабления. Как только я стал заместителем начальника цеха, то Музруков мне разрешал выезжать из «зоны» — уже в 1950-м году я поехал отдыхать в Кисловодск. И каждый год я имел возможность поехать куда-то, но подавляющее большинство людей не выпускали. Это, конечно же, раздражало многих, мол, «начальников выпускают, а нас держат за колючей проволокой»…

— Как вы считаете, без такой секретности можно было обойтись?

— Надо представлять и чувствовать атмосферу тех лет. Мы были убеждены, что если информация от нас «выползет», то американцы могут и нанести ядерный удар. А потому «дух секретности» был потрясающий!.. Я вдруг вспомнил один случай. У нас был инженер Усанов. Уже два года прошло, как мы делаем «изделия». Я как начальник цеха принимаю у него экзамены по технике безопасности. Я спрашиваю: «Знаешь, с чем работаешь?» — «Знаю, — отвечает, — с материалом 30-Е». Это был шифр нашего сплава. «Ну и что это за материал?» Он мне рассказывает о радиоактивности, о том, что и как надо делать, но что это именно плутоний — он и не догадывался! Два года прошло, а он не знает!.. Оказывается, он боится спросить… Он знает только то, что ему разрешено, и не более того!

— Слова «плутоний», «уран» не существовали?

— Конечно, нет! Только шифры…

Строка истории:

«Илья Ильич Черняев вернулся домой с работы поздней ночью, усталый и голодный, и попросил жену, которую разбудил, что-нибудь дать поесть.

«Ешь свой карбонат!» — ответила жена.

Он опешил. В это время проверяли оксалатно-карбонатную схему, и первой его мыслью было, что, вероятно, кто-то разгласил данные с большим грифом, если его жене уже все известно. Он постарался взять себя в руки и робко приступил к следствию.

«А откуда ты знаешь?» — спросил он.

«Что я знаю?»

«Про карбонат?»

«Господи! Откуда знаю? Сама покупала в магазине, возьми в холодильнике».

Илья Ильич рассказывал, что он никогда так не смеялся и никогда не ел с таким аппетитом. Утром Черняев рассказывал эту историю. А потом очень долго, если кто-нибудь в группе был голоден, предлагал ему меню из карбонатов, оксалатов, сульфатов…» (Из воспоминаний М. Пожарской.)

— Неужели американцы не знали, где мы делаем бомбу?

— Думаю, поначалу не знали… Потом «географические данные» у них появились, но деталей — а это самое главное! — они не ведают до сих пор… Сейчас разоружение, идут переговоры, и стало ясно (так считают наши некоторые специалисты), что американцы о нелегированном плутонии, который мы применяли, не знают, и они хотели бы понять, как мы это делали… Так что тотальная секретность какие-то препоны перед их разведкой ставила, хотя многое они, конечно же, знали и знают…

— Все-таки было трудно в самом начале или позже?

— Производство складывалось постепенно. После первого «изделия» начали наращивать мощности и объем, а площади оставались прежние…

— Это правда, что у вас не было социалистического соревнования?

— И не только его… Десять лет, пока я там работал, партийная организация не имела права знать, что мы делаем. Ситуация уникальная! Был, к примеру, парторг ЦК — он не мог пройти к нам в цех… Он просто собирал партийные взносы, но провести партийное собрание и обсуждать то, что мы делаем, он не мог… Но после смерти Сталина ситуация начала изменяться: появился горком партии, однако еще долгие годы его представители не могли появляться в нашем цехе…

— Связка «институт — цех» всегда действовала надежно?

— Иначе и быть не может… впрочем, был случай, который показал, насколько это важно и необходимо. Я уже перешел в институт Бочвара, и тут произошло «ЧП». На комбинате привыкли, что именно они выпускают «изделия», а потому в некоторой степени «зазнались», мол, сможем и без науки… Они выпустили новое «изделие» фактически без ведома института. Через два года стало ясно, что допущена технологическая ошибка… И с тех пор любые изменения инструкций, технологии, любых деталей только с согласия «Девятки». И вот тогда Бочвар назначает меня координатором работ института и цеха… Ни одного шага предприятие не может сделать без института, и это правильное соединение науки и производства.

Жар плутония