Атомная крепость (Художник Ю. Пучинский)

— Ему отрубили голову и бросили ее на кучу голов, которые валялись на берегу Кызылсу. Голова путешественника долго отличалась от других своей белизной, пока солнце и ветер не сделали ее такой же черной, как и остальные. Путешествие Валиханова продолжалось десять с половиной месяцев, — закончил свой рассказ Лучинин. — Положение купца дало ему возможность изучить страну Алты-шаари, ее народ, собрать коллекции старинных книг и монет.

— Ну, теперь-то вся Центральная Азия изучена хорошо, — заметил Вадим.

— Вы не совсем правы, — возразил Ясный. — И лучшим тому доказательством может служить открытие всего несколько лет тому назад пика Победы, самого высокого в Тянь-Шане.

— Скажите, Степан Ильич, — обратился Сахно, — какой район Тянь-Шаня, на ваш взгляд, наименее исследован?

— Я думаю, что не ошибусь, если назову Центральный Тянь-Шань и особенно район, прилегающий к хребту Кок-шаал-тау. Правильно я говорю, Садык?

— Верно говоришь, профессор. Там… О! — и проводник, словно что-то вспомнив, умолк.

— Кок-шаал-тау… Это, кажется, самая восточая горная цепь Небесных гор? — сказал Ясный.

— Совершенно верно, это — граница с Китаем.

У входа в палатку показалась Женя.

— Степан Ильич, вас по рации вызывает погранотряд.

— Хорошо, иду. — Лучинин направился в палатку, где помешалась рация.

Замолкший было аппарат ожил и дробно застучал: точка — тире, точка — тире. Женя тихо читала: «Начальнику экспедиции Лучинину. Прошу немедленно остановиться на привал и дождаться прибытия посланных к вам из отряда майора Проценко с двумя пограничниками. Весьма важно. Полковник Харламов. Прием подтвердите». Снова заработала рация. Женя отвечала: «Будем ждать».

Лучинин вышел из палатки огорченный. Он сообщил о радиограмме только Ясному. Русаков же узнал о ней от Жени, с которой он успел подружиться.

Ночью спали, как обычно в экспедиции, — и крепко, и чутко. Перед рассветом на смену дежурному Русакову встал дюжий Борис Сахно.

Солнце золотым кругом поднялось над вечными снегами горных хребтов. Засверкал, заискрился четырехгранный Хан-Тенгри. Подгоняемые пронзительным ветром над близкими нагорьями плыли сизые, как дым, облака.

Участники экспедиции оставили свои спальные мешки, проделали гимнастические упражнения, выкупались и засели каждый за свое дело.

Солнце упорно шло на запад. Длинные тени легли на края сырта, громче зажурчал ручей — наступал уже вечер, когда со стороны ущелья появились всадники.

Майор Проценко оказался крупным мужчиной с несколько замкнутым выражением волевого лица. Сопровождали его сержант Глыбин и ефрейтор Акопян. После непродолжительной беседы с учеными Проценко передал Русакову письмо от Харламова и сказал, что ему надо поговорить с ним с глазу на глаз. Они отошли в сторону и уселись на берегу ручья.

Майор вынул из планшетки конверт и извлек из него фотокарточку размером с почтовую открытку.

— Что это? — спросил Русаков.

— А вот взгляните… — и майор подал ему снимок, с которого приветливо улыбался профессор Ясный.

— Я пока ничего не понимаю, — сказал Русаков, покусывая стебелек травы. — Объясните, откуда и зачем у вас эта фотография? Кто, где и когда сфотографировал Ясного?

Майор Проценко пояснил:

— Рядом с профессором снят один из его друзей, тоже ученый. А смутные контуры дальше — это фигуры людей, сидящих и лежащих на берегу речки. Как нам сообщили, снимок сделан незаметно, на даче приятеля профессора под Москвой, между станциями Болшево и Валентиновка. Они купались тогда в Клязьме.

— И когда это было? До или после того, как Ясный решил ехать в Тянь-Шань?

— После… Буквально накануне его отъезда.

— Откуда у вас этот снимок?

— Нам передали его из органов государственной безопасности. Его изъяли у одного субъекта, в прошлом связанного с басмачами, — пояснил Проценко. — Снимок прислан ему из Москвы заказной авиапочтой. Адрес и фамилия отправителя оказались вымышленными.

— Что же говорит в связи с этим ваш подозрительный субъект?

— Он якобы и понятия не имел, что в конверте находился этот снимок. К нему будто бы зашел знакомый и попросил передать профессору Ясному письмо, которое будет прислано из Москвы, но что он не мог этой просьбы выполнить потому, что получил письмо уже после того, как геологическая партия отправилась в горы. Все это, конечно, вранье, за исключением того, что письмо действительно пришло из Москвы уже после вашего отъезда из Пржевальска.

— Ну, и что вы думаете о назначении этого снимка? — спросил Русаков.

— Пока что можно только гадать… Возможно, с профессором Ясным хотят установить связь. Для чего? На этот вопрос ответить трудно. В условиях столицы сделать это было или трудно или нецелесообразно, но вот кому-то стало известно, что он отправляется в наши места, и вот вам — готов фотоснимок, который затем срочно отправляется сюда.

— Интересные соображения, — заметил Русаков.

— Конверт со снимком предназначается для человека, который не знает ученого в лицо, — продолжал майор.

— Но разве этот человек не мог бы и без снимка найти его здесь?