Атомная крепость (Книга 2)

Продвигался Грин, тщательно маскируясь на местности, всем существом своим боясь встречи с людьми, тайную войну против которых он вел. Порой им овладевал почти безотчетный ужас, заставлявший его с бессмысленным взором бежать по тундре, но все же инстинкт разведчика не изменял, Грин шел по маршруту, усвоенному наизусть. Иногда, боясь сойти с ума, он анализировал свои переживания, искал причины панического страха, - и тогда не мог не признать, что ему не хватает смелости, необходимой любому гангстеру и что в нем сказывается отсутствие привычки к опасности, которой ежедневно подвергается каждый его рядовой агент. На Ближнем Востоке он вел работу всегда в окружении сослуживцев, в Западной Германии - на положении победителя-оккупанта и в то же время благожелательного союзника. На этот раз все обстояло иначе, и от одной мысли Грина пробирала дрожь. Он уже не сидел в своем кабинете, а тайком крался по советской земле, под чужой фамилией, крался для того, чтобы выполнить приказ Прайса. Он не знал, как именно его выполнит, какими средствами и в каких условиях, но готов был на все, готов, если этого потребуют обстоятельства, не только обворовать, но и своими руками задушить или зарезать любого из перечисленных к списке Прайса советских ученых и в первую очередь, конечно, инженера Ландышева... Срыв выполнения задания на сей раз в представлении Грина означал для него не просто крушение шпионской карьеры, но и конец в физическом смысле - неважно от чьих рук, советских чекистов или подосланных Харвудом убийц. Как понимал Грин, выход ему оставался лишь один - идти напролом и таким образом добиться своего: денег, наград, возможности сбежать затем из этой страны за океан и зажить там в свое удовольствие. Однако принимать решения оказалось делом неизмеримо более легким, чем находиться в шкуре непосредственного исполнителя приказов Прайса и Харвуда. Теперь Грин отчетливо осознал это.

Следовало во что бы то ни стало преодолеть страх, и Грин благодарил судьбу за то, что она дает ему возможность до поры до времени побыть одному, привыкнуть к тому новому положению, в котором он очутился. Овладевавший им временами животный страх от мысли, что его могут разоблачить и схватить, он загонял глубоко внутрь и, наверное, оттого все более проникался злобой к тем, из-за кого по воле Прайса мог погибнуть, хотя ни одного из них он никогда в глаза не видел. Затаившись в очередной лощинке и наскоро глотая холодные мясные консервы, он с упоением предвкушал, как наконец доберется до них и заставит дорого заплатить за все пережитое им. Грин проклинал как в воду канувшего инженера Можайцева и с ненавистью думал о Годдарте, успевшем благополучно легализоваться в Москве, - он не мог ему простить того, что тот не сумел помешать побегу русского с завода в Брайт-ривер, после чего и начались все передряги.

Наконец настал час, когда Грин преодолел водораздел: река, на берег которой он вышел, текла уже не на запад и впадала не в Карское море, а несла свои воды на восток, в Обскую губу. По этому случаю посланец Харвуда достал из неприкосновенного запаса бутылку "Столичной". Отдохнув, он сменил изорвавшиеся охотничьи сапоги на запасные и не спеша побрел берегом дальше.

Он давно знал, что этот час наступит, еще в Штатах размышлял над тем, как однажды появится вот тут и будет с тоской и отчаянием осматриваться по сторонам, пытаясь отыскать какие-нибудь бревна, доски или деревья, срубив которые мог бы соорудить плот. Плот абсолютно необходим, сил для дальнейшего продвижения пешком не было. К тому же до Обской губы далеко и на то, чтобы добраться до нее пешком, ушло бы слишком много времени, которого в распоряжении Грина было в обрез. Ко всему прочему разведчику казалось, что путешествие на плоту избавит его от назойливого и опасного любопытства встречных людей - оно не будет выглядеть чем-то исключительным или даже подозрительным. Наоборот, стоит только ему появиться в первом же поселке вот так, пешим, оборванным и изможденным, как после кораблекрушения, - и он обязательно обратит на себя нежелательное внимание. Нужны деревья! Однако дерева не было, и снова пришлось тащиться, еле передвигая ноги по опротивевшей тундре.

На следующий день он наткнулся на крошечный домик, построенный, по всей вероятности, для охотников. Первый раз за последние дни Грин переночевал у очага, грелся у огня, нежился, ел горячую пищу, ночевал в тепле. А на рассвете он уже разбирал этот домик по бревнышку - все равно другого выхода не имелось, без плота о дальнейшем пути нечего было и думать. Весь день Грин лихорадочно работал, к вечеру плот удалось сколотить. Грин перебрался на него, разбил палатку. Волны подхватили суденышко и повлекли вниз по течению, туда, куда так страстно стремился Грин.