Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

В помещении на втором этаже полутемной вышки управления полетами аэродрома Ягель, освещенной только тусклым синеватым светом аварийных аккумуляторных фонарей-переносок, дежурный с позывным «Ферма» сначала слышал только ругань и вопли наземного персонала. Это было нисколько не удивительно, поскольку, во-первых, самолеты и экипажи, находившиеся в воздухе в момент взрывов, скорее всего не имели шансов вернуться уже никогда, а во-вторых, никто пока не понял – а что, собственно, это было? В мозгах у большинства западнонемецких и американских вояк прочно сидела уверенность в том, что современные войны вот так, вдруг не начинаются. А значит, должна же быть какая-то подготовка, какое-нибудь предупреждение, план, в конце концов… Но вместо этого просто вырубилось электрохозяйство, а никаких внятных команд от вышестоящих штабов все еще не было. Поэтому никто не знал, что же им следует делать в первую очередь – восстанавливать электроснабжение, срочно прятаться по бомбоубежищам (которых здесь было, кстати сказать, раз, два и обчелся) или готовить вверенную технику к боевому вылету? Единого мнения на этот счет ни у кого не было – к началу 1980-х в любой армии мира инициатива была делом уголовно наказуемым…

А потом неожиданно ожила резервная линия экстренной связи. Дежурный слышал, как к телефону позвали подполковника Уитакера. В светлеющем предутреннем сумраке было видно, как в соседней комнате за прозрачной перегородкой подполковник слушает, что ему там говорят, и его и без того выглядевшее безжизненно в свете аварийных лампочек лицо принимает и вовсе мрачное выражение. Сам Уитакер не сказал в трубку почти ничего, только несколько раз переспросил, выдавив из себя короткие слова типа «да?!», «что?!», «как?», «да» и «так точно».

Потом он перестал переспрашивать и поддакивать, а затем положил трубку.

Дальнейшее не мог предположить вообще никто. Подполковник сел на ближайший стул, потом достал из кобуры 9-мм «беретту» и, не меняясь в лице, шмальнул себе в правый висок. Содержимое его головы темной жижей вылетело на стенку с расписанием дежурств по КП, тело сползло на пол. Заорали и запричитали находившиеся рядом с подполковником связисты.

Однако никаких четких приказов по-прежнему не поступило, и осмыслить увиденное самоубийство два десятка человек, находившихся в этот момент на КП, просто не успели – через шестнадцать минут после того, как Уитакер столь буднично и добровольно расстался с жизнью, серия НАРов кучно накрыла вышку и разом покончила со всеми, кто там находился. А потом на все еще обесточенный Ягель посыпались бомбы, превращавшие в хлам и металлолом аэродромные сооружения. Стоявшие заправленными в укрытиях и на стоянках немецкие «Старфайтеры» и американские «Фантомы» взрывались красиво, словно петарды, а в небе над горящей базой оглушительно ревели турбины, причем чужие…

В НАТО еще никто ничего по-прежнему до конца не понимал, но было ясно, что русские нанесли ответные авиаудары, причем по всей территории ФРГ…

Восточный Берлин. Раннее утро 11 июня 1982 г. Началось.

Констанц Ренхард проснулась в комнате своей берлинской квартирки на третьем этаже старого дома на Ваттштрассе, разбуженная сильным свистом, переходящим в грохот, от которого задрожали стекла в рамах. Вскочив с постели, она кинулась к окну. При этом ее мать, фрау Магда, спокойно спала в соседней комнате. Констанц этому нисколько не удивилась, поскольку мама, как и покойный папа, в свое время, еще девочкой, провела немало ночей по бомбоубежищам под массированными, изматывающими бомбежками англо-американцев, и ее, как и многих из того, военного, поколения немцев было трудно разбудить чем-то вроде канонады.

А в том, что это была именно канонада, Констанц почему-то не сильно сомневалась. Она приоткрыла штору и осторожно выглянула на улицу. Было еще темно, город тонул в предутреннем мраке, но в некоторых домах вспыхивали и гасли огоньки электрических лампочек. Как видно, непривычные звуки досрочно разбудили не ее одну.

Из окна третьего этажа было видно довольно плохо, но где-то за Шпрее, в западном направлении, над крышами домов и кронами росших вдоль улиц деревьев глухо гремело, трещало и бухало. Потом раздался свистящий, характерный для реактивного самолета и, кажется, даже сдвоенный рев, после которого в западном направлении глухо бабахнуло, а небо над городом осветила тусклая вспышка. А через пару минут Констанц увидела за оконным стеклом, как где-то далеко, явно за Стеной, в небо взлетают разноцветные змейки осветительных ракет, мелькают светлые пульсирующие росчерки, а временами что-то вспыхивает, озаряя горизонт.