Атомный век (СИ)

В былые времена Берзалов одёрнул бы его ещё суровее или сделал замечание командиру первого отделения – старшему сержанту Архипову, а тот бы уже сотворил чисто моральными средствами из Бура котлету, но в тот момент Берзалов посчитал Бура правым. Ну перемкнуло человека, ну бывает, не убивать же, действительно, за это.

Минут через десять им пришлось свернуть к лесу прямо в туман. Он наползал огромным бескрайним одеялом, и только кусты чернели то там, то здесь, да одинокие сосны торчали, как свечки, и казалось, что этому туману нет ни конца, ни края.

О тумане я и не подумал, сообразил Берзалов. Скорее бы ветерок подул. По его расчётам они уже были где-то на рубеже целей – ведь не мог же противник танков прятаться в чаще, не мог. Нелогично получалось. Выходило, что «абрамсы» били в упор. А это для них очень плохо. Или американцам навязали невыгодную позицию, или они попали в западню, потому что в ближнем бою «абрамсы» потеряли все свои преимущества скоростных, дальнобойных танков.

Первые признаки сражения они увидели тотчас. Перерубленные сосны, вырванные с корнем кусты валялись тут и там. Хвоя на ветках успела пожелтеть.

Вдруг Бур, который шёл слева, взял да побежал. Молча побежал и даже очень целенаправленно, будто его хлестнули по одному месту. Берзалов приглушенно крикнул:

– Куда?! – и бросился следом.

Однако то ли привычка медленно стартовать, то ли неуверенность первых мгновений сыграли с ним злую шутку: Бур ускакал, как пинг-понговый шарик, а Берзалов к своему стыду элементарно споткнулся о трухлявую корягу. Он всегда был хорош на ближней и средних дистанциях, где важна тактильная реакция. Здесь он был король и пресекал малейшие намёки на атаку, ну и, разумеется, атаковал, получатся, что из засады, с нижнего яруса на верхний. А вот срываться с места не умел. Так или иначе, но Бура он сразу же потерялся в этом чёртовом тумане. Лес словно дыхнул всеми своими страхами, и ватная тишина легла вокруг. Как Берзалов пожалел, что не внял доводам Гаврилова и не захватил хотя бы ещё одного бойца. «Убью, гада! – в запале решил он, – собственными руками убью». Впрочем, от души у него тут же отлегло, потому что не далее, как у кромки леса, он услышал дикое бормотание и с бьющимся сердцем, успокаивая себя на все лады, пошёл на него, гневно сжимая кулаки.

– Бо-о-г… – Услышал Берзалов. – Бо-о-г… поговори со мной. Бог!!!

«Вашу-у-у Машу-у-у!» – шёпотом выругался Берзалов и стал, как зверь, ставя ногу с пятки на носок, подкрадываться ближе и ближе. Может, Бур столкнулся с противником и уговаривает его, а может, сошёл с ума и несёт чепуху. Через десяток шагов Берзалов видел: Бур стоял на коленях перед каким-то кустом боярышника, качался, как японский «болванчик» и идиотским, завывающим голосом твердил на все лады:

– Бо-о-г… поговори со мной. Бог! Слышишь?.. Если я делаю что-то не то, то не нарочно, а от страха. Бо-о-г… поговори со мной! Бог! Лейтенант завёл нас в такие дебри и ничего не понимает. Прости его! Бо-о-г… поговори со мной! Бо-о-г…

– Бур! – зло прошипел Берзалов с оглядкой на молчаливый лес. – Что ты делаешь?.. Какого чёрта!

Слова вязли во рту, а глотку перехватывал непонятный спазм.

– Бо-о-г… – выводил своё, не слушая его, Бур. – Поговори со мной, Бог! Не вводи в искушение… я же по глупости, я же не нарочно! А вообще, я добрый и справедливый, водку только люблю и женщин. Бо-о-г… поговори со мной. Бог! Не закрывай лицо, подари мне прозрение!!!

И только тогда Берзалов разглядел, что Бур разговаривает не с самим кустом боярышника, а с тем нечто, что чернело рядом – огромное, как танк, чуть бесформенное, оплывшее и от этого показавшееся Берзалову непомерно огромной армейской каской с нашлепкой поверху. Спятил Бур, решил Берзалов, и его прошиб холодный пот. Нам только сумасшедшего не хватало. А Бур между тем продолжал кланяться, как заведенный, и нести несуразицу: «Бог, поговори со мной», и баста. В этот момент подул ветерок, туман словно бы приподнялся, с зеленоватого неба упал тусклый луч света, и у Берзалова отвисла челюсть. Он и сам едва не рухнул на колени рядом с Буром, чтобы тупо предаться молитве: «Бог, поговори со мной, и всё тут!» Это был не валун и даже не гнилые брёвна, сваленные лесозаготовителями, это было явно нечто рукотворное, с длинным утиным клювом, смотрящим на Бура из-под крохотной, можно сказать, изящной, почти что дамской шляпки. Что за херня? – крайне удивился Берзалов, заметив, кроме всего прочего, на валуне какие-то надписи, похожие на иероглифы. Что они изображали, одному богу известно.

– Бур! Ефрем! – он встряхнул его так, что у того с головы слетел шлем. – Бур!!!

Бур словно очнулся и стал твердить, как заведенный:

– Вот он – лофер, посланец Комолодуна! Вот он! – и снова принялся бить поклоны, как заведенный.

Берзалов стал кое-что соображать, например, что утиный клюв – это явно орудие. А ведь это ж он танки-то и «бредли» приговорил, этой утиный клюв, который, хотя и был большим по утиным меркам, но по сравнению с пушкой «абрамса» казался безобидной игрушкой.