Атрибут власти

Когда несколько лет назад он принимал страну, все было иначе. Да и сам он тогда был немного другим. Даже будучи директором ФСБ и руководителем правительства, не представлял истинных масштабов развала страны, всех трудностей, с которыми ему придется столкнуться.

Между тем сказывались последствия августовского дефолта девяносто восьмого года, отсутствие золотовалютных резервов, недоверие западных партнеров. На юге бушевала настоящая война, в столице произошли невиданные по силе трагедии террористические акты, направленные против гражданского населения. Это случилось еще до одиннадцатого сентября, когда пассажирские лайнеры протаранили башни Международного торгового центра в Нью-Йорке. И в ту пору никто даже не мог предположить, что взрывы домов в Москве с мирно спящими в них людьми – предвестники нового века, в котором терроризм захлестнет весь мир.

Российские чиновники уже ничего не боялись. В правительстве существовали властные группировки, враждующие между собой. Олигархи цинично и нагло вмешивались в политическую жизнь страны, диктуя новые законы для задыхающегося государства. По-существу, их деятельность была выведена за рамки судебно-правовой системы страны. Царила неслыханная преступность, лидеры мафиозных кланов отстреливали друг друга прямо на улицах.

И наконец, новому президенту досталась общая апатия народа, отказывающегося верить в обещанные перемены. Слово «реформа» стало настолько непопулярным, что воспринималось как бранное.

Все это было несколько лет назад, когда его избрали президентом, но и потом не стало легче. Продолжались и война, и террористические акты. Захват театра на Дубровке оказался настоящей проверкой главы государства на прочность. Если бы он тогда дрогнул, отступил, сдался, все могло бы быть по-другому. Но он понял, что не имеет права на колебания, не имеет права сдать слишком тяжело завоеванные позиции.

В этой трагедии было много погибших. Потом говорили о плохой координации действий спасателей и врачей, но он продемонстрировал всему миру свою отчаянную решимость.

А в ответ ему выпало новое испытание – захват террористами средней школы, в которой заложниками оказались более тысячи детей и их родителей. Это был уже не просто террористический акт, а настоящий Апокалипсис. Погибли сотни детей – страшная цена за выстраиваемую им вертикаль власти.

Он понимал: те, кто противостоял ему сегодня, менее всего думают о стране, уже начавшей обретать черты настоящей государственности. Газеты по-прежнему пишут о развале, по телевидению говорят об ужасающей демографической ситуации, что тоже правда, все дружно отмечают бегство капиталов… Но нельзя же не видеть и позитивные перемены, которые происходят буквально на глазах. Его страна постепенно становится уважаемым членом мирового сообщества, его усилия к внутренней стабилизации поддерживаются уже всем цивилизованным миром. А его противники все вспоминают «благословенные времена» девяностых, когда можно было безнаказанно грабить и расхищать собственную страну, высмеивать ее традиции и издеваться над ее гражданами.

Президент сжал кулаки. Готовя к работе за рубежом, его учили анализировать собственные действия. Он обладал редким качеством – умением понимать свои сильные и слабые стороны. И он точно знал, что не сможет уступить. Слишком многое поставлено на карту. Гораздо более важные ценности, чем его собственная жизнь и судьба. Он обязан выстоять и передать новому лидеру более сильное, более уважаемое, более надежное государство, менее всего зависящее от воли и взглядов кучки людей, почему-то названных олигархами. В одной из недавно вышедших книг он наткнулся на другое слово – «плутократы». Оно понравилось ему гораздо больше.

РОССИЯ. МОСКВА. 24 ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Теперь за Дронго каждое утро приезжала машина, и он отправлялся на работу в комиссию. Нащекина приветствовала его доброй улыбкой, Чаговец сухо бросала: «Доброе утро!», Богемский кивал, не глядя, Полухин и Машков пожимали ему руку. Остальные вежливо здоровались.

Наблюдение, установленное за Холмским, показало, что он действительно интересуется Абрамовым. Более того, он устроил еще две статьи о творчестве журналиста в разных газетах. Однако все это еще не доказывало вины Холмского. Предстояло исходить из того, что за ним может быть установлено наблюдение и если он исчезнет, то основной заказчик или резко свернет свою деятельность, или поменяет всю операцию.