Ацтек

Новые храмы Тлалока и Уицилопочтли на вершине только что построенной Великой Пирамиды были всего лишь квадратными каменными строениями, в каждом из которых находилась полая каменная статуя бога, широко раскрывшего рот в ожидании сердца. Однако они выглядели весьма внушительно и казались выше, чем на самом деле, благодаря высоким каменным фасадам и гребням крыш. Оба храма покрывал орнамент: резкий, угловатый, кроваво-красный узор использовался для святилища Уицилопочтли, а плавный, с мягкими изгибами, в нежно-голубых тонах – для святилища Тлалока. Корпус пирамиды сиял почти гипсовой белизной, на фоне которой выделялись тянувшиеся вдоль каждого пролета золотые перила, выполненные в виде покрытых красной и зеленой чешуей змеиных тел и заканчивавшиеся на уровне земли огромными змеиными головами.

В первый день церемонии верховные жрецы Тлалока и Уицилопочтли вместе со своими помощниками спозаранку суетились возле храмов на вершине пирамиды, занятые последними приготовлениями.

На уступе, опоясывавшем пирамиду, стояли самые могущественные вожди. Среди них, разумеется, были Чтимый Глашатай Теночтитлана Ауицотль с Чтимым Глашатаем Тескоко Несауальпилли и Чтимым Глашатаем Тлакопана Чималпопокой. Прибыли на церемонию также и правители других городов, провинций и народов – с окраин Мешико, из земель сапотеков и миштеков, тотонаков и хуаштеков, а также представители таких земель и народов, о которых я в ту пору даже не слышал. Заклятый враг Теночтитлана, непримиримый Шикотенкатль из Тлашкалы, разумеется, отсутствовал, но вот Йокуингаре из Мичоакана приглашение принял.

И знаете, что мне пришло в голову, ваше высокопреосвященство: если бы ваш генерал-капитан Кортес прибыл на площадь в тот день, он мог бы единым махом завоевать весь наш край, перебив всех законных правителей. И тогда уже ничто не помешало бы ему прямо на площади объявить себя владыкой всех тех земель, что именуются ныне Новой Испанией, и наши народы, лишенные вождей, едва ли смогли бы оказать испанцам сопротивление. Они уподобились бы обезглавленному животному, способному лишь бесцельно дергаться и биться в конвульсиях. Как я теперь понимаю, небеса приберегли для нас бедствия и страдания на потом, но тогда – ййа, аййа! – тот день был истинным торжеством Мешико. Мы ведь даже не подозревали о существовании белых людей и полагали, что все наши дни и дороги устремлены далеко вперед, в безграничное будущее. На самом деле у нас оставалось всего лишь несколько лет доблести и славы, и все-таки я рад – даже зная то, что знаю сейчас, – что ничье вторжение не омрачило нам тогда тот великолепный день.

Все утро было посвящено развлечениям. Певцы и танцоры, выступавшие в Доме Песнопений, то есть в том самом здании, где я диктую вам сейчас эти строки, значительно превосходили своим искусством всех, кого мне довелось видеть и слышать в Тескоко, не говоря уж о Шалтокане, хотя, по моему мнению, ни одна танцовщица не могла сравниться изяществом и грацией с моей навеки утраченной Тцитцитлини. Среди музыкальных инструментов преобладали знакомые: «громовые», «божьи» и водяные барабаны, сделанные из тыквы погремушки, а также флейты из тростника, берцовых костей и сладкого картофеля. Однако певцам и танцорам аккомпанировали также и другие, диковинные инструменты, каких мне еще не случалось видеть. Один из них назывался «водные трели» и представлял собой трубку, вставленную в кувшин с водой: когда в трубу дули, инструмент издавал интересные звуки – бульканье, сопровождавшееся эхом. Другой инструмент, тоже духовой, с виду походил на толстое глиняное блюдо. Музыкант не шевелил ни губами, ни пальцами, а двигал лишь головой, дуя в мундштук и тем самым заставляя находившийся внутри «блюда» маленький глиняный шарик перекатываться по ободу – от одного отверстия к другому. Одним словом, ни в музыкантах, ни в инструментах в тот день недостатка не было. Музыка играла так громко, что ее наверняка слышали не только собравшиеся в Теночтитлане, но и все, кто остался дома, на берегах всех пяти озер.

Артисты выступали на нижних ступеньках пирамиды и на специально освобожденной площадке возле ее основания. Когда они уставали и им требовалось отдохнуть, их место занимали атлеты. Силачи поднимали огромные тяжеленные камни или перебрасывали с одной руки на другую обнаженных девушек, словно те весили не больше перышка. Акробаты совершали прыжки, которым позавидовали бы даже кролики и кузнечики, или забирались – по десять, двадцать, даже по сорок человек одновременно – друг другу на плечи, составляя из своих тел некое подобие Великой Пирамиды. Шуты-карлики исполняли гротескные, непристойные пантомимы. Невероятное количество шаров в руках жонглеров образовывало в воздухе петли и замысловатые узоры…