Ацтек

– Ну, пусть тогда Цьянья сядет и поговорит с ней как женщина с женщиной обо всем, что касается супружества. В том числе и об интимной стороне брака.

– Я был бы очень ей благодарен, – сказал Коцатль. – Но мне хотелось бы, чтобы после этого с ней поговорил и ты, Микстли. Ты знаешь меня дольше и лучше, чем Цьянья, так что мог бы более точно объяснить Смешинке, что ждет ее в браке со мной. Как, согласен?

– Конечно. Сделаю все, что от меня зависит. Но скажу заранее: любая девственница терзается сомнениями и опасениями, даже выходя за самого обыкновенного мужчину. И если я скажу ей напрямую, что она может ожидать от брака с тобой… а чего не может… в общем, как бы это не напугало Смешинку еще больше.

– Она любит меня, – сказал Коцатль, и голос его зазвенел. – Она дала мне обещание. Я знаю ее сердце.

– В таком случае, ты просто уникум, – сухо ответил я. – Мало кто из мужчин действительно знает женское сердце. Однако мне кажется, что женщина, особенно юная и неопытная, представляет себе брак в виде моря цветов, поющих птичек и порхающих бабочек, и если я начну говорить со Смешинкой о вопросах плоти, об органах и частях тела, то это, в лучшем случае, станет для нее разочарованием. А в худшем – напугает девушку настолько, что она откажется от брака с тобой. Вряд ли ты тогда будешь мне благодарен.

– Напротив, буду, – возразил мой друг. – Кекелмики заслуживает лучшего, чем испуга и разочарования в первую брачную ночь. Если она решит отказать мне, то пусть уж лучше это будет сейчас. Да, для меня это станет настоящим горем: ведь если добрая и любящая Кекелмики не захочет стать моей женой, то никакая другая женщина не согласится и подавно. В таком случае я запишусь в армию и отправлюсь куда-нибудь на войну, чтобы там сгинуть. Но что бы ни случилось, Микстли, мне и в голову не придет винить в этом тебя. Поэтому еще раз прошу – окажи мне услугу.

Когда Коцатль ушел, я сообщил Цьянье новость и рассказал о его просьбе. Она позвала Смешинку, и девушка явилась с кухни: краснея, дрожа и теребя пальцами кайму блузки. Мы оба обняли ее, поздравив с тем, что она завоевала любовь такого прекрасного молодого человека, после чего Цьянья, по-матерински обхватив девицу за талию, увела ее наверх, тогда как я уединился с бумагой и горшочками с красками.

К тому времени, когда Смешинка снова спустилась вниз, я успел не только составить документ о ее освобождении, но и выкурить покуитль.

Если раньше девушка краснела от смущения, то теперь она рдела, как жаровня, и трепетала еще более заметно. Возможно, волнение добавляло ей привлекательности, но, по правде говоря, я только сейчас заметил, что Смешинка и впрямь хороша собой. Наверное, человеку свойственно не замечать красоты того, к чему он привык, пока на это не обратит внимания кто-нибудь посторонний.

Я вручил девушке бумагу. – Что это, хозяин? – спросила она. – Документ, в котором говорится, что ты, Кекелмики, отныне свободная женщина и никого не должна называть хозяином. Постарайся теперь считать меня просто другом. Да, кстати, Коцатль очень просил меня по-дружески поговорить с тобой и разъяснить тебе некоторые стороны брака. – И я с места в карьер, боюсь, что без особой деликатности приступил к делу: – У большинства мужчин, Смешинка, есть орган, который называется тепули…

Она прервала меня, хотя и не поднимая глаз: – Я знаю, что это такое, господин. Я росла вместе с братьями. А моя госпожа хозяйка сказала, что мужчина вставляет его женщине вот сюда. – Девушка скромно указала на низ живота. – Во всяком случае, если он у него есть. Но Коцатль говорит, что он лишился своего тепули.

– А вместе с тепули лишился и способности сделать тебя матерью, а также доставить тебе некоторые удовольствия брака. Но не лишился желания дарить эти удовольствия тебе. Хотя у него нет тепули, чтобы вы могли слиться воедино, но существуют и другие способы совершать акт любви.

Поскольку девушка уже не просто краснела, а пылала, я отвел глаза и попытался говорить ровным, нудным тоном школьного наставника. Наверное, в самом общем виде такие наставления и можно преподносить как урок, но когда я принялся распространяться о многочисленных возбуждающих и дарующих наслаждение действиях, совершаемых мужчинами с женской грудью и тепили – особенно с чувствительным ксакальпили посредством пальцев, языка, губ и даже ресниц, – я не мог не вспомнить весь свой немалый опыт, и мой голос от возбуждения слегка задрожал. Поэтому я поторопился завершить свои наставления:

– Некоторых женщин такого рода действия удовлетворяют не меньше, чем обычное соитие, а иные даже предпочитают их. Случается даже, что женщины занимаются любовью друг с другом, ничуть не заботясь об отсутствии тепули.

Тут Смешинка так охнула, что я повернулся и взглянул на нее. Девушка сидела, вся напрягшись, сжав кулаки и закрыв глаза.

– Это звучит… – Все ее тело дернулось. – За-ме-ча-тельно! Она произнесла это слово так длинно и тягуче, словно бы вытаскивала его из себя.