Они были вооружены копьями, мечами и щитами, одеты в защищавшие тело металлические доспехи, о которые обсидиановые макуиуитль разбивались при первом же ударе. Имелись у них и странной формы, прикрепленные к деревянному ложу луки – маленькие, но метавшие стрелы с удивительной силой и точностью. Их палки, плевавшиеся громом и молнией, проделывали в жертвах пустяковые с виду, но смертоносные отверстия, а их металлические трубы на больших колесах производили еще более грозный гром и извергали еще более яркие молнии, выбрасывая одновременно множество зазубренных кусков металла, поражавших разом целые отряды подобно тому, как поражает град стебли маиса. Самым же удивительным, невероятным и устрашающим из всего, по словам гонца, было то, что некоторые из вторгшихся чужаков являлись наполовину животными – с телами, как у гигантских безрогих оленей, с четырьмя ногами, украшенными копытами вроде оленьих, позволявшими им мчаться с невероятной быстротой, но при этом с человеческими руками, орудовавшими на всем скаку мечами и копьями. Самый вид этих чудовищ повергал в ужас даже бывалых отважных воинов.
Я вижу, вы улыбаетесь, почтенные братья. Но в то время ни сбивчивые слова гонца, ни примитивные рисунки не могли дать нам вразумительного представления о солдатах, сидевших верхом на животных, значительно превосходящих размером любого зверя в наших краях. Точно так же мы тогда не поняли, какие существа гонец называл львами-собаками: эти животные якобы могли догнать бегущего или учуять скрывающегося в укрытии человека, а потом разорвать его в клочья с силой и яростью ягуара. Теперь, конечно, мы все близко познакомились с вашими лошадьми и псами и оценили, какую пользу те могут принести людям на охоте или в бою.
Когда объединенные силы ольмеков потеряли убитыми восемьсот человек (примерно столько же при этом серьезно ранено), убив при этом всего четырнадцать захватчиков, правитель Табаско отозвал своих бойцов и под флагами перемирия направил к белым людям знатных посланцев. Они приблизились к домам из ткани, поставленным белыми людьми на берегу, и тут с удивлением выяснили, что могут общаться не только жестами, ибо один из пришельцев говорил на вполне понятном диалекте майя. Послы спросили, на каких условиях белые люди согласятся заключить мир. Один из чужеземцев, очевидно их вождь, произнес какие-то непонятные слова, и тот, который говорил на майя, перевел.
Почтенные писцы, я не могу поручиться за точность слов, поскольку лишь пересказываю то, что слышал в тот день от гонца, а до него они тоже дошли через нескольких человек. Но суть их была такова:
– Объясните своим людям, что мы пришли не затем, чтобы затевать войну. Мы пришли в поисках исцеления от нашего недуга. Мы, белые люди, страдаем болезнью сердца, единственным лекарством от которой является золото.
Тут Змей-Женщина Тлакоцин посмотрел на Мотекусому и с надеждой сказал:
– Это очень важные сведения, мой господин. Чужеземцы, оказывается, не так уж и неуязвимы. Они подвержены недугу, никогда не поражающему наших соотечественников.
Мотекусома неуверенно кивнул, и все члены Изрекающего Совета последовали его примеру, также не рискуя пока высказывать определенное суждение. И только один старец в зале оказался неучтивым настолько, что позволил себе высказать свое мнение. Это был, разумеется, я.
– Прошу прощения, господин Змей-Женщина, но, по моему разумению, множество наших людей поражено тем же самым недугом. Ибо имя ему – обыкновенная алчность.
И Тлакоцин, и Мотекусома бросили на меня раздраженные взгляды, и больше я уже не встревал. Гонцу было велено продолжать, но тот почти завершил свой рассказ.
Вождь Табаско, по его словам, получил мир, когда на побережье доставили по приказу правителя просто горы золотых изделий из всех подвластных ему земель. Здесь были сосуды и цепи, изображения богов и украшения из кованого золота, даже просто золотой песок и самородки.
Едва увидев это, белый человек, который, очевидно, был командиром, нетерпеливо спросил, где индейцы добывают этот врачующий серд ца металл. Правитель Табаско отвечал, что его находят в разных местах Сего Мира, но больше всего золота принадлежит Мотекусоме, поскольку в столице Мешико находится самая обширная сокровищница. Белых людей, похоже, весьма воодушевили эти слова, и они поинтересовались, где находится этот город. Вождь Табаско объяснил, что их плавающие дома могут подойти близко к Теночтитлану, если поплывут дальше вдоль побережья, на запад, а потом свернут на северо-запад.
– Да уж, удружили нам соседи, нечего сказать, – проворчал Мотекусома.
Кроме того, правитель Табаско подарил белому командиру и его помощникам двадцать красивых молодых женщин. Девятнадцать привлекательных девственниц он выбрал сам, а двадцатая вызвалась добровольно, а поскольку двадцать – число священное, то эта цифра позволяла надеяться, что впредь боги избавят ольмеков от подобных гостей.