Аттические ночи. Книги XI - XX

(1) Однажды, в пору, когда мы, уже возмужав, сменили в Риме претексту и детскую тогу [на облачение взрослых людей] и сами искали себе более опытных наставников, случилось нам быть на Сандалиарии [1147] у книготорговцев при том, как среди тамошнего столпотворения Аполлинарий Сульпиций, [1148] муж на нашей памяти ученый более, чем остальные, опозорил и высмеял, используя тот вид тончайшей иронии, которую применял Сократ по отношению к софистам, некоего хвастуна и тщеславного человека, [выставлявшего себя специалистом] по саллюстиевым текстам. (2) Действительно, когда тот объявлял себя единственным и неповторимым чтецом и толкователем Саллюстия [1149]

и говорил, что не только наружный покров и внешний вид фраз он досконально исследовал, но и саму кровь и сердцевину его словес изучил изнутри, тогда Аполлинарий, уверяя, что ценит и уважает его ученость, сказал: „О лучший учитель, ты теперь очень кстати прибыл с кровью и сердцевиной слов Саллюстия. (3) Как раз вчера у меня спросили, что означают в четвертой книге „Истории“ слова о Гнее Лентуле, о котором он сказал, что неясно, был ли тот более глуп или более тщеславен (stolidior an vanior)“. (4) [Сульпиций Аполлинарий] сказал, что сами слова, написанные Саллюстием, [таковы]: „Однако его коллега Гней Лентул, патрицианского рода, прозвище которого было Клодиан — совершенно не ясно, более ли он глуп или более тщеславен (perincertum stolidior an vanior), — предложил закон об изъятии денег, которые Сулла простил покупателям имущества“. [1150] (5) Аполлинарий решительно утверждал, что не смог ответить на вопрос, как следует понимать в данной фразе [слова] vanior (более тщеславный) и stolidior (более глупый), поскольку Саллюстий так их разделил и между собой противопоставил, словно они оба служили [для обозначения] различных и непохожих [недостатков], а не одного и того же порока, и потому обращается с просьбой разъяснить значения обоих слов и их происхождение. (6) Тогда тот, скривив лицо и двигая губами в знак презрения и к предмету, по поводу которого был задан вопрос, и к самому человеку, который его задал, ответил: „Я имею обыкновение, как уже сказал, постигать и определять сердцевину и кровь древних и необычных слов, а не тех, что общеупотребительны и обыденны. Ибо глупее и тщеславнее самого Гнея Лентула тот, кто не знает, что глупость и тщеславие свойственны одному и тому же недомыслию“. (7) Высказав это, он прервался на середине речи и собрался уходить. (8) Мы же его удерживали и донимали — и прежде всего Аполлинарий, — чтобы он более полно и ясно порассуждал о разнице этих слов или, если ему так кажется, об их сходстве, а [Аполлинарий] молил его не отказать в том, что ему хочется узнать. (9) Однако тот, решив, что над ним открыто смеются, сослался на дела и удалился.

(10) Мы же потом от Аполлинария узнали, что слово vanus, собственно говоря, употребляется не так, как говорится обычно о безрассудных, тупых или глупых людях, но, как говорили самые ученые из древних, о лживых и неверных, весьма ловко выставляющих легковесное и пустое вместо серьезного и истинного. [Словом] же stolidus называют не столько глупцов или безумных, сколько людей неприятных, назойливых и грубых, которых греки именуют μοχθηροί (негодные, дурные) и φορτικοί (тягостные, неприятные). (11) Он говорил также, что этимология ('έτυμα) этих слов описана в книгах Нигидия. [1151]

Я их искал и нашел, и отметил с примерами исходных значений, чтобы внести в записки этих „Ночей“. Думаю, что я уже поместил их где-то в этих записях. [1152]

Глава 5

О том, что Квинт Энний в седьмой книге „Анналов“ написал „quadrupes eques“ (четвероногий всадник), но не „quadrupes equus“ (четвероногий конь), как многие читают

(1) С ритором Антонием Юлианом, [1153]

человеком отличным, клянусь богами, и одаренным красноречием, мы — немалое число молодых людей и его друзей — в Путеолах, во время летних праздничных игр и развлечений, предавались восхитительным литературным занятиям, а также [прочим] целомудренным и достойным удовольствиям. (2) Вдруг Юлиану сообщают, что некий чтец (α̉ναγνώστης), человек не без образования, хорошо поставленным и благозвучным голосом публично читает „Анналы“ Энния [1154] перед народом в театре. (3) „Давайте сходим, — сказал он [Юлиан], - послушать этого неизвестного эннианиста“, ведь именно этим словом тот желал именоваться.

(4) Когда мы застали [этого человека] уже читающего при громких восклицаниях публики — а читал он седьмую книгу „Анналов“ Энния, — то прежде всего услышали как [сей прославленный чтец] неправильно произносил следующие стихи:

Четвероногие кони (quadrupes equus),

а с ними слоны всею силоюМчатся вперед. [1155]

И далее, прочитав еще несколько стихов, под всеобщие похвалы и поздравления [знаток Энния] удалился. (5) Тогда Юлиан, выходя из театра, [сказал]: „Каково ваше впечатление от этого чтеца и „четвероногого коня“? Ведь он со всей определенностью сказал так: