Аттила

Молодой человек замолчал, стараясь преодолеть вспыхнувшее в нем страстное чувство, потом он продолжил более спокойным тоном:

— Дело в том, что вы оба, почтенные князья, не правы, а повелитель прав. Не раздражайте его еще больше. Я искренне желаю вам добра, но не все сыновья Аттилы дружески расположены к вам. Когда я заступаюсь за германцев, другие стараются подстрекнуть против них нашего господина. И речи их он слушает охотнее, чем мои.

— Почему? — полюбопытствовал Визигаст.

Эллак пожал плечами.

— Строгость более свойственна ему, чем милосердие. Кроме того, он не любит германцев, а также и… меня. Его любимые сыновья…

— Эрлак, злой ребенок, и Дзенгизиц, кровожадное чудовище! — воскликнул Даггар.

— Горе нам! — прибавил король ругов. — Если эти двое со временем будут владычествовать над нами…

— Ну уж нет, этому не бывать! — рассмеялся Даггар.

Эллак смерил его строгим взглядом.

— А почему нет, неосторожный юноша?

— Потому что, до тех пор… потому что, прежде чем…

— Замолчи, Даггар! — перебил король. — Видишь, Эллак, — продолжил он, — мы хотим просить Аттилу, чтобы при делении царства между его многочисленными наследниками, — ведь у него более ста сыновей, — отдать нас, германцев, под твою власть.

— Этого никогда не будет, — покачал головой Эллак.

— Конечно, нет, — подтвердил Даггар.

Ильдихо прижала палец к своим коралловым губкам.

— Тогда мое царство было бы слишком велико и могущественно, в сравнении с уделами остальных братьев. К тому же Дзенгизиц уже заранее выпросил себе у властелина несколько отдельных германских народов.

— Зачем? — спросил Визигаст.

— Ведь он нас ненавидит, — ответил за Эллака Даггар.

— Вот именно потому он и хочет властвовать над вами, — подтвердил Эллак. — Аттила согласился на его просьбу, но прибавил с лукавым подмигиваньем: «Соглашаюсь на тот случай, если ты меня переживешь, мой нетерпеливый наследник!»

— Горе тем, кто попадет под власть Дзенгизица, — повторил король, — Он бесчеловечен.

— Конечно, — с гневом подхватил Даггар, — на то он и гунн!

— Скир! — воскликнул Эллак угрожающим тоном, но сдержался.

— Прости ему! — вступилась Ильдихо. — Обидное слово почти не касается тебя: ведь ты на половину нашей крови.

— Зато Дзенгизиц, — гневно продолжил Даггар, — настоящий гунн, чистокровный! Гордость и украшение своего народа!

— За это и любит его отец, — печально сказал Эллак.

— И как это гунны могут быть человечны? — не унимался Даггар. — Как они могут понимать, что значит сострадание? Ведь они даже вовсе и не люди…

— Как же это? — полюбопытствовал сын Аттилы.

— Так говорится в одной саге, распространенной между всеми германскими племенами. А сага не лжет.

— Я слышал о ней, но мне хотелось бы послушать саму песню. Вон там, Даггар, позади тебя, на орешнике висит твоя знаменитая арфа. Возьми ее, покажи мне твое искусство; я часто слышал похвалы ему. Спой мне то место, где говорится о происхождении гуннов.

— Хорошо. Но…

Даггар неохотно взял маленькую треугольную арфу, которую Эллак снял с ближайшего куста.

— Не надо петь, — вступилась Ильдихо. — Зачем тебе знакомиться с этой песней, Эллак? Тебе будет больно ее слушать.

— Я привык к страданию. Начинай.

— Ты хочешь этого?

— Прошу тебя.

— Ну, что же. Слушай!

XIV

Даггар провел рукою по струнам и начал говорить нараспев своим прекрасным звучным голосом, сопровождая некоторые строфы игрою на арфе: