— Да я не сержусь, Господь с тобой! Если бы я стал сердиться на всех, кто про меня худо мыслит, так мне было бы в самую пору не кормило русского государственного корабля направлять, не православное русское воинство к победам водить, а надеть красную рубаху, взять топор, да идти на лобное место рубить головы своим недругам… А потом — я понимаю, когда человек в горе, так он много лишнего наговорить может! Словом, будет об этом! Могу я быть тебе чем-нибудь полезен?
— Можете и даже очень. Вы могущественны, вы всесильны. Прикажите серьезно взяться за розыски пропавшей. Если окажется, что она добровольно сбежала, тогда Господь с ней, но если над ней учинено насилие…
— Обещаю тебе сделать все, что в моих силах. Между прочим, я сейчас подумал, что возможна большая ошибка в моих предположениях. Легко могло статься, что твоя Мария не сбежала, а похищена. Ведь существует, братец, на свете такой человек, который легко мог учинить это… Если ты подумаешь, так поймешь, кого я имею в виду, а мне его называть не пристало. Но вот что я тебе скажу: для успеха моих розысков необходимо, чтобы ты спокойно вернулся в Москву и поселился там пока что на жительство. Если действительно в похищении твоей сестры замешано это высокое лицо, то с течением времени, когда пройдет первая опаска, похитители себя чем-нибудь да выдадут…
— Ваша светлость, вы требуете от меня невозможного. Я не вправе уехать из Петербурга, когда только здесь могу найти свою сестру…
— Как? Разве ты знаешь, что она в Петербурге?
— Я не знаю этого, но сердце говорит мне, что это так.
— Ну, что же, делай как знаешь!
— Ваша светлость, вы сами понимаете, что я не могу успокоиться, что я в состоянии перевернуть небо и землю… я должен найти пропавшую сестру, должен высвободить ее из рук насильников!
— Ну, ну, помогай тебе Бог! Только не забудь, братец, что сначала надо будет тебе к государыне с докладом отправиться, а потом уже можешь рычаги под небо и землю подводить!
Державин откланялся и ушел.
Оставшись один, Потемкин с недовольством побарабанил пальцами по столу и пробурчал:
— Этот молодец может оказаться опаснее, чем я думал. Во что бы то ни стало надо будет сплавить его!
II
Как только Державин доложил о себе, его сейчас же ввели в кабинет императрицы.
— Добро пожаловать, Гавриил Романович, — с ласковой улыбкой обратилась к нему Екатерина II. — Ну что, как мои калужские герои? Небось, все хороши? Присаживайся и рассказывай!
Державин подал императрице заготовленный доклад о результатах ревизии и приступил к словесному пояснению отдельных статей. Но он выказал при этом такую рассеянность, его сбивчивые, скомканные разъяснения настолько противоречили обстоятельной ясности доклада, что императрица, которая уже неоднократно с удивлением поглядывала на докладчика, наконец не выдержала и сказала:
— Да что с тобой, Гавриил Романович? Рассеян как влюбленный! Или случился такой грех, часом, а она, жестокая, все не хочет выслушать тебя и увенчать твой пламень? Эк, какая она нехорошая! Такого пиита мучает! Кто она, если не секрет?
— Простите мою преступную рассеянность, ваше величество, — скорбно ответил Державин, — но не стрелы шаловливого Амура поразили мое сердце, а тяжелое, страшное несчастье!
— Несчастье? Но что именно?
— Моя двоюродная сестра бесследно исчезла!
— Исчезла? Что за чудеса такие! Да как это случилось?
Державин рассказал историю исчезновения Бодены.
— И ты не имеешь ни малейшего представления о том, куда она могла исчезнуть? — спросила государыня.
— Нет, ваше величество, не имею. Одно могу сказать — на такой поступок могла решиться только особа, облеченная большой властью или стоящая на большой высоте.
— Гм… Я, конечно, сделаю все, что могу. Сегодня же я прикажу объявить, что всякий, знающий что-либо о судьбе, постигшей твою кузину, и могущий указать, если она жива, куда ее спрятали, получит награду в десять тысяч рублей. Как ты думаешь, довольно этого?
— О, разумеется, ваше величество, на такую сумму польстятся не только подлого звания люди… но…
— Постой! Тут надо выяснить еще одно обстоятельство. Правда ли, что твоя кузина была одно время на службе у великого князя в качестве пажа?
— Да, ваше величество, к сожалению, это правда.
— Но как же ты мог допустить до этого?
— Это было еще до того, как мы узнали, что в таком близком родстве друг с другом.
— Хорошо, но, как уверяют злые языки, их близость не прекратилась и после того, как она поселилась в твоем доме!
— Это и правда, и неправда, ваше величество. Люди злы; они склонны во всем видеть низменные побуждения. Близость бывает духовная и физическая. Что касается последней, то я категорически отрицаю существование ее между его высочеством и моей двоюродной сестрой Марией Девятовой…
— Ты, может быть, станешь уверять, что паж Осип «духовно» спал в одной комнате с великим князем?