Наконец рассвело. С пустой головой Пэджет спустился в осточертевший сад. Солнце поднималось в сияющую синеву. Скоро должен был явиться де Рейду; сегодня на площади будут сажать на кол шесть человек, и Рейду предупредил, что выйти нужно пораньше (иначе все места будут заняты, и даже дворянская шпага здесь не поможет).
В сад вышла служанка.
Барону письмо.
Герб хрустнул.
Солнце припекало уже с утра. Небо третий день сияло безоблачной синевой. Они шли по звенящей утренней улице. Сияли шишки оград, горели гербы на воротах; блестели стекла карет, лоснились бока скакунов; гремели колеса, трещали кнуты, ругались возницы. Рейду, как обычно, задирал девчонок, пинал собачонок, зубоскалил со шпагами, кривлялся у знатных порогов, заглядывал в окна нараспашку в жаркое летнее утро, без конца хохотал, гоготал и скалился.
Какое утро, Пэджет! Какое утро! Это просто праздник какой-то! Ха-ха-ха!
Пэджет не замечал ничего.
До казни оставалось еще два часа, площадь была уже забита; балкон базилики пока пустовал. По дороге к ним присоединилось человек пять знакомых, и время теперь летело быстро. Рейду красочно описал подробности вчерашней драки с гвардейцами, и все долго смеялись, обмахиваясь сложенными плащами. Потом кто-то рассказал о приеме у герцога, потом обсудили предстоящий открытый прием по случаю дня рождения короля. Пэджет молчал, только иногда поддакивал Рейду.
Над площадью раскатился рев, заискрились пряжки на поднятых шляпах. Пэджет посмотрел на балкон. Маркиз в самом конце. Герцогиня у короля. Солнце пекло. Флюгеры ярко сверкали в горячей бархатной синеве. Ветер стих, флаги повисли, воздух застыл.
Рейду, за что сегодня казнят? Я что-то уже запутался.
Как можно, шевалье, как можно!
Рейду, не издевайтесь. Шевалье ведет список казней, на которых бывал. Не может ведь в таком документе остаться пустой такая графа!
Как можно, барон, как можно! Обещаю сегодня же до заката вы будете знать все детали.
Погодите... Вчера было что?
Вы про где?
Я про на Площади четырех ветров.
Шевалье, черт же вас побери, я не помню! Вчера с бароном мы были на Желтых нарциссах. Там варили красавицу.
Святые мощи! А мы скучали у ратуши! Там кого-то коптили не знаю кого, неважно скука была болотная!
Как можно, барон? Как можно так отставать от жизни? Вы что, не читаете объявлений? Вы вообще читать-то умеете, ха-ха-ха? Ну как же так можно, барон?
Стыдно, барон, действительно стыдно... Рейду, а завтра? Где будет лучше? А ну, признавайтесь! Кто нам еще расскажет?
Почему я должен все за вас знать, господа? Идите к суду и читайте. Завтра будут жарить на вертеле девочек. Будут, конечно, и мальчики люди в городе всякие, ха-ха-ха. Но я, господа, предпочитаю девочек. У них мясо сочнее! Барон, вы, в общем, там не задерживайтесь, завтра утром. Берите герцогиню и на площадь! Завтракать необязательно, ха-ха-ха.
Ах, вот оно что...
То-то я и смотрю... Как воды в рот набрал...
Барон, простите... Но губа у вас, как бы сказать, не дура...
Все покивали, обернулись к балкону, на какое-то время даже умолкли. Наконец вывели осужденных двух мужчин, трех женщин и девочку. Ушел чиновник, ушел священник, вышел палач, вышли помощники. Рейду работал на совесть они стояли в очень хорошем месте, буквально в десяти шагах от колов. Здесь было не просто все видно, но даже, сквозь рокот толпы, все слышно яркие цепи звенели так же ярко и чисто, каблуки палача стучали по дереву, чихал и шмыгал носом мальчишка-помощник. Солнце уже успело высушить землю, полетела пыльца, все больше людей мучилось сенной лихорадкой.
Вышел какой-то престарелый сеньор, которого поддерживали под локоть, потому что сам он едва не падал, и мучил девочку минут десять. В конце концов он полностью обессилел, и, под сатанинский хохот толпы, его увели обратно.
Он бы рад отказаться, зубоскалил Рейду, но закон есть закон...
Осужденным перевязали ноги. Палач содрал одежду с самой молодой женщины, поставил к чурбаку на колени; помощники ухватились за ноги, наклонили ее к чурбаку, придавили. Мальчик подал намазанный кол жир сочно блеснул, палач вставил кол в задний проход, женщина дернулась, закричала, мышцы палача взбугрились. Мальчик подал деревянную колотушку. Палач не спешил, вбивая кол понемногу. Женщину подняли. Вскоре кол вышел чуть выше грудей.
Девочку, подвязав за щиколотки и запястья, растянули крестом на раме. Мальчики вцепились в тяжелое колесо, цепь зашуршала, рама двинулась вниз. Когда тело коснулось кола, палач проверил чтобы кол вошел правильно, махнул рукой, мальчики затрудились снова. Девочка билась так, что веревка на левом запястье лопнула, и кол вышел под мышкой.