Атын (СИ)

И, главное, никуда не деться от этого официоза. Традиции, освященные веками, итическя сила. Талгат процедурные вопросы взял на себя, и хорошо, что у нас есть свой шаман – мне не надо уже выступать в роли "говорящего с духами". Мне оставалось только разводить руками и надувать щёки. Управились всего за полдня – бурным потоком[38] промчались у меня перед глазами принимающие клятву тётки и детки бывшего рода Халх. Стремительным домкратом состряпали свадьбы не только моих бойцов, но и всяких приблудных шляхтичей. Бузы на праздник я выдал совсем немного, не фиг баловать – Родина в опасносте, не время для расколбасов. Но это бесполезно, сами понимаете. Понаехали тут все соседи и сами привезли и выпивку и жратву. На меня смотрели с жалостью, вот, дескать, тойон, не мог народ побаловать, как полагается. Чёрт. Нет ничего хуже, как прослыть в степи жмотом и скрягой. Но перетопчутся, мне уже всё равно. Пусть сами развлекаются. И они развлекались. Особым успехом у женщин пользовались боотуры со значками "Меч Возмездия". Хе-хе, не дремлет, значит, акын Боокко.

Мичил и двое талгатовых бойцов уже в пути, повезли на Урун Хая мобильники, теперь можно будет координировать действия с Тыгыном. Мичил уже с ними освоился и два дня звонил всем, кому не попадя, достал уже своими играми. Требовал от меня пистолет, саблю и рвался в бой. Эх, молодость, молодость.

Как обычно, на следующий день мы никуда не выехали. Это просто меня выбешивало. Я ходил по стойбищу и на всех рычал, пинал, но понимания ни у кого не встретил. На меня смотрели, как на больного заразной болезнью, прятались по углам и вообще всячески саботировали мои добрые начинания. И Сайнара! Теперь и это, которое хрен редьки не слаще. Сайнара, после промывания психических энергий Ичилом, этих самых, от хуэйинь до байхуэй через чжуньвань, превратилась из фурии в чистый мармелад. Розовый такой, полупрозрачный и приторно-сладкий. По мне так чистка чакр и единение с Мировым Эфиром в целом благотворно подействовало на неё, но работать стало совершенно невозможно. Она ходила за мной хвостиком и заглядывала в глаза. Я уже было собрался кого-нибудь застрелить, но от трагедии всех спасли Улбахай с Талгатом. Сидят, шайтан их разбери, возле костра, разговоры свои степняцкие разговаривают! Неспешно! Как и полагается уважаемым людям! Кумыс пьют! И, главное, с ними уста Хайсэр. Когда успел он просочиться к нам, я не заметил. Но и не мудрено, вчера был такой кавардак, что непонятно вообще, как нас не ограбили.

— О, мастер Хайсэр! Ты прибыл в наши скорбные палестины? Был ли благополучным твой путь?

— Здравствуй, тойон Магеллан. Всё хорошо. Я уехал из города по твоему приглашению. Нам надо поговорить про разное.

— Так, господа! Поговорим, когда приедем на Пять Пальцев. Враг не дремлет, сложная международная обстановка, наймиты коммунаров хотят разрушить наш традиционный уклад. На границах неспокойно, а нам надо приготовиться к тяготам войны. Хватит чесать языками. Улбахай! У нас всё готово, чтобы завтра тронуться в путь?

— У старика Улбахая всё готово, — ответил мне старик, — не переживай, с рассветом тронемся в путь.

— Ладно. Давай сверим твои списки, что мы с собой берём. Мастер Хайсэр, ты тоже едешь с нами. Талгат, зайди попозже ко мне в юрту, я тебе кое-что отдам.

Мы с караванщиком прошлись по его дощечкам и узелкам. Всё верно. Цемент, еда, вода, уголь, инструмент, юрты. Вроде ничего не забыли. Еще, как оказалось, старик прихватил из города мастера по строительству. Совершенно резонно предположив, раз мы берем цемент, то и кто-то должен им заниматься. Очень хорошо. Я тоже не сторукий Шива.

Дальше я ушел к своим девочкам. Верная четвёрка засобиралась тоже со мной. Ну не хотят девушки сидеть на месте. Какие-то они совсем не степнячки. Я не возражал. Такую суету лучше держать рядом с собой, пока чего-нибудь не учудили. Дальше пошел к эбэ и Таламату. Объявил свою волю. Эбэ опять остаётся за старшую, а Таламат за старшего. Оставил ему телефон и сказал, что караван после разгрузки вернётся, надо будет снова его снаряжать, по тем спискам, что я скажу ему по телефону. Если какие проблемы у них будут в стойбище, пусть немедля звонит мне. Вернулся к себе, отдал Талгату телефон, объяснил, как пользоваться. Сказал что, возможно, позвонит Улахан Бабай Тойон и чтобы он не пугался. Отправил его готовиться в дорогу, а сам в юрте решил успокоить Сайнару, девочка устала за мной бегать. Всё, кажется на сегодня.

Мне уже здесь ничего не надо, правильно аргументированное хозяйство уже не нуждается в подпорках, да и буколическое единение с природой уже начинает надоедать. Пастушки и пейзанки – это очень хорошо, но начинает появляться оскомина. Еще немного и я потону в этой трясине, соглашусь с тем, что жизнь кочевника легка и приятна, знай, паси овец и тискай девок. Покроюсь плесенью, зарасту мхом. А меня ждут великие дела, долгая дорога домой, неисследованные земли и вообще есть чем заняться.