АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

– Милосердия… для Гарри! – сквозь треск огня раздался чудовищный хриплый крик, и все вокруг содрогнулись от истошного вопля умирающего.

Казалось невероятным, что кто–то может вынести такие муки, оставаясь в живых и сохраняя сознание и разум, но Малфой еще жил и чувствовал, исторгая из обожженной глотки немыслимый дикий вой, когда жадные языки пламени пожирали его тело. Оголившиеся мышцы сгорали, отслаиваясь от костей, а выступающая сукровица шипела и тут же сворачивалась от жара огня. В хриплом от гари и дыма голосе Драко Малфоя не было уже ничего человеческого, но он еще кричал, и в этом диком вопле можно было разобрать одно–единственное слово «Гарри». Умирая в жестоких муках, Малфой продолжал умолять о спасении жизни любимого человека.

– Он не виноват! Пощадите… – и после этих последних слов вновь послышались дикие вопли. Через несколько мгновений огонь добрался до лица, и серые глаза, широко раскрытые от ужаса и боли, расплавились и медленно стекали по обугленному лицу, шипя в огне. Застывшая на сожженном лице Драко гримаса была ужасна. Губы быстро обгорели, а обнажившаяся челюсть еще шевелилась в жутком оскале.

Несмотря на нечеловеческие муки, парень еще жил. Подстегнутое стимулирующим зельем тело цеплялось за жизнь, надежно удерживая несчастного на самой грани. Его тело все еще жило и чувствовало боль.

Последние несколько минут жизни бывшего слизеринского принца прошли в тишине, крики сменились еле слышным хрипом, когда его распухших язык лопнул от жара и сморщился в обугленной челюсти. От прежнего красивого молодого блондина не осталось и следа, сейчас тело казнимого Драко Малфоя напоминало ускоренно разлагающийся труп, от которого отделялись обуглившиеся мышцы, обнажая кости. Но Малфой еще корчился и извивался, подавая признаки жизни и страданий, пока его раскалившийся от высоких температур череп не лопнул с ужасным треском, разбросав по помосту эшафота кипящий мозг и обугленную плоть с кусками костей.

– НЕТ!!! – дикий, нечеловеческий вопль вместе с кровавой слюной вырвался из глотки Гарри, заставивший вздрогнуть от ужаса собравшуюся на площади толпу…

Драко Малфой умер в страшных мучениях, и его смерть должна была послужить предупреждением любому мужчине, который вознамерился бы удовлетворять свою противоестественную похоть в объятиях другого мужчины вопреки своему природному предназначению зарождать новую жизнь.

Драко Малфой умер, но Гарри Поттер был еще жив…

Секунды растягивались в минуты, минуты в часы, часы – в вечность. И каждое мгновение этой вечности было наполнено мучениями.

Уже больше часа, несмотря на здравый смысл и нечеловеческие страдания, глядя на обуглившиеся останки Драко Малфоя, Гарри Поттер сражался с колом внутри себя. Инстинкт самосохранения, безумная жажда жизни и животный страх перед смертью заставляли Гарри балансировать на кончиках пальцев, но время от времени парень чувствовал, как острие чуть сильнее накалывает его изнутри. Кол безжалостно искал путь внутрь его тела, с каждым разом все настойчивее. Единственной преградой ему служили только уставшие пальцы ног измученного парня. В такие секунды с губ Гарри слетал протяжный стон, и он из последних сил старался привстать повыше. Со стороны казалось, что молодой человек исполняет какой–то странный танец, почти все время поднимаясь и опускаясь на пальцах ног, будто занимается извращенной любовью с колом, что, впрочем, изначально и задумывалось для такого вида казни пассивных гомосексуалистов. От этой неудобной позы все мышцы его ног напрягались, четко проступая под кожей. Но все же силы были неравны. Прошло еще приблизительно четверть часа, и вдруг Гарри с ужасом почувствовал, что пальцы ног его больше не слушаются, от постоянного напряжения бедра и голени стали сводить судороги. Поттер весь покрылся крупными каплями пота. Он попытался каким–то образом перенести вес тела с одной ноги на другую, но тут же острие кола безжалостно впилось в стенку толстой кишки, заставив его протяжно застонать от боли. Парень почувствовал, как кол что–то порвал глубоко внутри него, и теплая кровь обильно потекла по внутренней стороне бедер и закапала на деревянные доски помоста. Кто–то из толпы испуганно вскрикнул. Гарри напрягся, как мог, и сжал кулаки так, что ногти до крови впились в ладони. Из последних сил он балансировал на кончиках пальцев, стараясь приподняться хоть на полсантиметра вверх. Но все было напрасно, он садился на кол все глубже и глубже, острие все сильнее разрывало кишечник, причиняя парню невероятные страдания. В гнетущей тишине толпа с ужасом наблюдала, как дико кричал мальчик от разрывающей внутренности боли, борясь за каждую минуту своей угасающей жизни… Несколько раз ему еще удавалось приподняться на носочки, и тогда он чуть скользил по окровавленному колу вверх, замирал на его вершине и вновь постепенно соскальзывал вниз. Все его жалкие рывки вверх были слишком ничтожными по сравнению с последующим движением вниз по скользкому от жира и крови колу.