Очевидно Зиновий, обязанный в том числе и генерал-адмиралу невиданным карьерным взлётом, не мог не выполнить высочайшее указание, оттого и готовился, судя по планам и переписке, влезть «всем табором» в пасть к Того, потому и нервничал, сначала на Мадагаскаре, потом отстаиваясь в бухте Ван-Фонг. И не выдержало сердце неистового адмирала Рожественского…
Какая всё-таки сволочь великий князь, наверняка же рассчитывал, что японцы утопят транспорта, и его махинации будут сокрыты в водах Японского моря. Да шандарахни господа-революционеры вместо Бирилёва среднего из пяти сыновей царя Освободителя, многие морские офицеры с радостью свечки в церкви возожгли бы. Уж он, Николай Небогатов – точно. Пудовой бы не пожалел.
Насквозь крамольные мысли адмирала прервал штурман флагманского крейсера.
– Ваше превосходительство, через десять минут будем в расчётной точке.
– Уже? Что-то задумался я, вроде и не дремал, – адмирал сдвинул брови и хмуро воззрился на хронометр.
«Громобой», «Россия» и «Светлана» на двенадцати узлах входили в Цусимский пролив. Сумерки отступали, крейсера вот-вот станут видны как на ладони японским наблюдателям, что с острова Ики, что с Цусимы. Пока в проливе не видно ни одной японской «посудины», хотя, судя по интенсивности радиообмена, враг знал о русских рейдерах.
«Изумруд», «Урал», «Рион» и госпитальный «Орёл» Небогатов отправил к корейскому берегу, настояв «подымить посильнее». К тому же «Орёл» шёл со всеми положенными судну общества Красного Креста опознавательными огнями.
При встрече с неприятелем скоростной «Изумруд» по плану начинал прорыв во Владивосток, вспомогательные крейсера, разворачивались и убегали. Ну а «Орёл» отдавался на волю случая, точнее говоря – «благородства» японских моряков.
Командир «Орла», капитан второго ранга Яков Константинович Лахматов был крайне недоволен отведённой ему незавидной ролью «жертвенной пешки» и на Военном Совете так «сцепился» с вице-адмиралом, что казалось ещё чуть и в драку кинется.
Уставший от препирательств Небогатов, подошёл к столу-конторке и на своём личном бланке начертал. «Офицерам и адмиралам Соединённого флота Японской империи. Уведомляю, что любое насилие над экипажем госпитального судна „Орёл“, малейшее попрание норм международного морского права, задержание судна и прочие насильственные действия в отношении медицинского персонала, офицеров и матросов „Орла“ поставит моряков Японии в ранг дикарей и военных преступников. Командующий Тихоокеанским флотом Российской империи, вице-адмирал Небогатов».
Лахматов, заполучив «документ» с размашистым, на пол листа адмиральским росчерком, хмыкнул, затем громко, с выражением зачитал и издевательски обратился к адмиралу.
– И вы полагаете, Ваше Превосходительство, что эта вот «филькина грамота» убережёт от интернирования? В прежнем обращении к Того, вы просите не задерживать «Орёл», с телом адмирала Фёлькерзама, здесь в категорической форме требуете пропустить, – так какое из писем предъявить японцам?
В «мёртвой тишине» салона раздался смех Небогатова, адмирал, посмотрев на замерших от такого явного «бунта» Лахматова офицеров, решил «разрядить обстановку».
– А вот посмотрим, Яков Константинович, посмотрим. Завтра и убедимся – «Филькина» это грамота, или «Колькина». Не то чтобы я верю в рыцарство японцев и в свою небывалую популярность у противника, но ежели «Орёл» остановят, то передайте именно сию, «грозную» бумаженцию командиру вражеского крейсера или миноносца и потребуйте немедленно поставить в известность об инциденте адмирала Того. Не просим – требуем!
– Думаете, сработает? – Лахматов уже и сам не рад был своей необъяснимой наглости, вот же попала «шлея под хвост», да ещё на Военном Совете.
– Поживём, увидим, – кратко ответил командующий и перешёл к следующему вопросу…
Небогатов не особенно надеялся обмануть врага таким вполне предсказуемым «разделением сил», погнав крейсера одновременно и в западный и в восточный «проходы» Корейского пролива, но шанс, что япошки клюнут и вцепятся в «госпитальный отряд» был. Тем более шли поначалу все вместе – разделившись только за тридцать миль от южной оконечности острова Цусима, через полчаса после «расставания» отрядов Лахматов должен был зажечь все положенные госпиталю опознавательные огни…