Авантюра времени

Однако наше отношение к миру не исчерпывается одной только способностью восприятия. Скорее, мир есть то, к чему относится весь ансамбль способностей того «субъекта», для которого имеется мир. Мы соотносимся с миром не в одном только перцептивном регистре, но также в многообразных практических и аффективных модальностях, в которых всякий раз задействованы определенные модальности понимания. Уже на том уровне, который мы обычно называем «восприятием», вещи, сущие, события являют нам себя не просто, а как наделенные некоторым более или менее определенным смыслом. Этот смысл не «добавлен» сознанием к нейтральной данности, которая в психической сфере служила бы аналогом тем «голым фактам», которые дистиллируются физикой. Смысл принадлежит

самому способу, каким вещи с самого начала открывают себя нам. Слегка искрящееся внизу море доносит до меня свежесть, которая повелительно зовет искупаться; окаймляющие бирюзовую бездну моря крутые скалы кажутся мне доступными и осязаемыми. Все эти «жизненные значения» сущностным образом зависят от моих целей и взывают к моим действиям. Эти векторы стремления не произвольно прочерчиваются к вещам, а проистекают из системы, которую открытые для восприятия вещи образуют с «субъектом», наделенным различными целями и способностями. Если море издалека манит меня и влечет почти неудержимо, то это не оттого, будто я уже имел намерение искупаться (в противном случае это намерение никогда не могло бы возникнуть), а лишь потому, что я обладаю способностью иметь такое намерение и пойти искупаться, когда представится случай. Здесь проявляются два различных смысла «возможного». Мир предстает как совокупность удобных случаев

, то есть открытых для меня возможностей практического действия, благодаря которым вещи обретают для меня значение, предстают наделенными смыслом, который есть сам способ, каким они мне себя являют и открывают. Соответственно, эти возможности могут принадлежать вещам и наделять их до-лингвистическим смыслом, каким они для меня всегда уже обладают, лишь постольку, поскольку я обладаю соответствующими способностями. Море может открываться вдалеке как призыв искупаться только потому, что у меня есть способность окунуться в него и плавать; скалы могут казаться доступными только потому, что я могу вскарабкаться на них, и так далее. Эти кажущиеся банальности обнажают один существенный момент: вещи могут открываться нам как наделенные смыслом, мир может представать как стечение обстоятельств, зовущее к возможным действиям, только для «субъекта», обладающего определенными способностями. В свою очередь, эти способности по природе таковы, что они нуждаются в мире, чтобы кто-то мог ими обладать и пользоваться; они суть «world-involving» (мирововлекающие), как сказал бы Чарльз Тейлор. Это способности, которыми может обладать только телесно присутствующий в мире субъект; они принадлежат не субъекту

simpliciter, а субъекту-в-мире. Следовательно, смысл вещей, свойственный им, уже когда они предстают перед нами на уровне восприятия, является холистической характеристикой системы, образованной телесным «субъектом» и миром. Здесь появляется другое значение «холизма», отличное от того, которое принималось до сих пор. Речь идет уже не только о том, что всякий опыт сущностно зависит от опыта в целом, в котором он занимает свое место и который только и делает его опытом. Теперь идет речь о том, что необходимо подчеркнуть: смысл, в котором вещи нам являются и открываются пониманию в качестве практической модальности нашего длящегося взаимодействия с ними, — этот смысл не придан им извне «субъектом», который располагал бы произвольным и внеконтекстуальным смыслом в качестве отмычки к вещам. Напротив, смысл является характеристикой системы, которую образуют та или иная окружающая среда и «субъект», наделенный разного рода способностями. Смысл не является продуктом Sinngebung

(придания смысла) и, следовательно, результатом конституирования объективности в последовательности страт, как полагал Гуссерль. Смысл также не является чем-то, что свободно сообщалось бы миру благодаря проектам, намеченным Dasein. Этот смысл возникает в слиянии определенного расклада мира и наделенного определенными способностями «субъекта». Точнее говоря, смысл возникает в системе, которую они вместе образуют: он является реляционной характеристикой неразложимой на элементы целостности.