Авантюрист

Часть третья Танцуем танго…

Глава первая Правь, Британия, морями…

Бестужев вдруг подумал с мимолетной грустью, что он, оказывается, и не видел вовсе старинного города Лёвенбурга, о чьих архитектурных памятниках, исторических зданиях столько читал перед командировкой. Мимо церквей пятнадцатого столетия и домов века шестнадцатого он, случалось, очертя голову пролетал на извозчике, то следя за кем-то из подопечных, то спеша по неотложным надобностям, а хваленый Высокий Замок видел исключительно мельком, снова чуть ли не на бегу. Пресловутая заграничная поездка, из-за которой кое-кто из коллег ему неприкрыто завидовал, оказалась ничуть не похожей ни на собственные предвкушения, ни на бульварные романы. То есть и рестораны были, и роковые красотки, и загадочные злодеи, но все иначе , без беллетристической легкости эмоций и несерьезности опасностей. Иначе.

Мало того, есть сильное подозрение, что и с древним городом Кайзербургом все будет обстоять точно так же, даже печальнее. Какие там замки крестоносцев, готические соборы и могила великого философа Канта, перед которой всякий образованный человек обязан благоговейно склонить главу…

Потом думать об этом стало некогда – показался Лобришон. То есть, надо думать, уже и не Лобришон вовсе, а самый что ни на есть патентованный Хаддок…

«Ах, вот оно в чем дело…» – подумал Бестужев.

Хаддок, вероятнее всего, не красил волосы после Лёвенбурга, а наоборот, такое впечатление, седина была тогда искусственного происхождения, а сейчас майор смыл красочку и предстал в более естественном виде…

Седина осталась лишь на висках, а волосы большей частью были цвета перца с солью, какой любили выбирать для своих героев иные литературные классики. Усы подстрижены покороче – как раз на излюбленный британскими офицерами фасон. И не было на лацкане темного пиджака ни единой орденской ленточки. Майор сейчас выглядел чуточку моложе, чем в Лёвенбурге, не столь консервативно – и смотрелся типичнейшим англичанином, куда что делось…

Решительно поднявшись, Бестужев подмигнул двум своим помощникам – те ожили, повеселели, вскочили со скамейки – и направился ко входу в отель.

Седой осанистый портье, далеко не столь безразличный к происходящему вокруг, как его иные развращенные жительством бок о бок со славянами коллеги из Лёвенбурга, тут же обратил на него самое пристальное внимание:

– Майн герр?

Не раздумывая особо, Бестужев подал ему свою визитную карточку – ту, с позолотой и самозванно присвоенным княжеским титулом. Пикантность в том, что карточка была исполнена на немецком языке, а в немецком «князю» соответствовал не менее чем «принц» – как и было напечатано. Портье был гораздо более бесхитростен, чем приснопамятный господин Глоац, к тому же и Бестужев сейчас был одет без того дурновкусья.

И потому воззрился со всем нижайшим почтением:

– Ваша светлость…

– Мой друг только что вошел к вам, – сказал Бестужев, отчаянно растягивая слова и грассируя. – Но я забыл его номер. Майо-ор…

– Майор Хаддок? – обрадованно подхватил портье. – Ну как же, ваша светлость, разумеется, он в семнадцатом…

– Благодарю, любезный, – кивнул Бестужев с видом заправского прусского юнкера. – Мне, эээ… налево или направо?

– Направо, ваша светлость!

Бестужев пошел в указанном направлении. Свидетель в лице портье его ничуть не огорчил – скорее наоборот, в этой ситуации свидетели могли оказаться весьма даже нелишними…

Он постучал, коротко и уверенно. Когда дверь стала приоткрываться, нажал на нее коленом, уперся рукой, отбросив хозяина номера внутрь, энергично вошел, закрыл за собой дверь и тщательно запер ее на два оборота ключа. И сказал холодно:

– Только не вздумайте, майор, орать какую-нибудь ерунду насчет грабителей. Вам огласка еще менее нужна, чем мне…. Я, если подумать, огласки и не боюсь вовсе.

Что-то в лице майора изменилось – очень уж многозначительно. «Да, конечно, ты ведь знаешь меня в лицо, сукин кот, – подумал Бестужев. – Ты меня мельком видел в пансионате… а скорее всего, и наблюдал предварительно со стороны, сердце чует, нашли способ меня тебе показать…»

– I’m not understand, sir… [44]

Чтобы уловить смысл этой фразы, хватило даже скуднейших познаний Бестужева в английском. Он усмехнулся, проходя в комнату:

– Бросьте, мсье Лобришон, в Лёвенбурге вы прекрасно понимали французский, да и говорили на нем не хуже иного парижского парламентского оратора… Бросьте. Вы меня узнали, вы отлично знаете, о чем идет речь…

– Немедленно покиньте мой номер, – чопорно произнес по-французски майор, топорща усы, как рассерженный дикобраз – иглы. – Иначе я вынужден буду обратиться к полиции.

Он говорил правильно – напористо и уверенно, как и следовало в таком положении, но в глубине глаз, ничего удивительного, отсвечивало нечто, полностью противоречившее только что прозвучавшим словам. Безусловно, за этим высоким лбом уже шла напряженнейшая работа мысли – вычисления, сделавшие бы честь любому математику, но не имевшие ничего общего с мирной и чистой наукой…