Авантюрист

Не оттают ли дороги? Не застрянут ли комедианты на постоялом дворе? Что полозьями по лужам, что колесами по грязи – так и так не выехать…

Влажный воздух пах весной. Меня подтолкнули вперед, помост был точно такой, как полагается – только вместо палача на нем почему-то обнаружились стоящие на скамейках люди.

Р-рогатая судьба, казнь-то публичная.

Больше всего я боялся увидеть среди приглашенных Алану – по счастью, ее не было. Было множество незнакомых лиц, тучный длинноволосый мужчина с золотой цепью на шее и, если мне не померещилось, Танталь.

Черные вороны в небе. Сегодня оттепель – первый привет от весны…

Нет, мне не померещилось. Странно. Никогда не думал, что Танталь посещает публичные казни.

Тут же, у помоста, имелась круглая дыра в земле, яма, обнесенная низким плетнем, таким деревенским с виду, что глаз невольно искал горшки и кувшины, надетые на колья для просушки.

– Именем закона! Именем герцога Тристага! Толпа притихла.

– Ретанаар Рекотарс, совершивший преступление против закона, слушай приговор!

Я попытался заглянуть в яму. Меня придержали за локти – вероятно, еще не время.

– Вы, благородные господа и подлые смерды, собравшиеся здесь сегодня, слушайте приговор! Я поискал глазами Танталь – и не нашел.

– Сапоги снимите, пожалуйста, – тихо сказал стоящий рядом человечек. Исполнительный Тристагов палач.

– Властью герцога Тристага! Ретанаар Рекотарс приговаривается к смерти в змеиной яме! Да будут эти змеи орудием закона, приступайте!

– Холодно, – сказал я палачу.

Тот вежливо усмехнулся:

– Замерзнуть-то… Не успеете.

И Танталь это увидит – как я жалобно, судорожно, в мокром снегу стягиваю сапоги…

Я огляделся. Сел на подвернувшийся чурбачок, барским жестом вытянул ноги. Кивнул подручным палача.

– Чего?! – обиделся младший из подручных, вчерашний подросток.

– Работай, – вполголоса велел его начальник. И парнишка, посопев, опустился в снежную кашу – снимать сапоги с Ретанаара Рекотарса, наследника Мага из Магов Ламира.

Мне вспомнился щуплый близорукий призрак из подвала родового замка. Как быстро я, однако, смирился с крахом собственной родословной…

Талый снег жег подошвы.

– Ретано!!

Неужели Танталь не могла удержаться от патетического выкрика?

Весна… Р-рогатая судьба, весна-то придет…

– Рета-ано-о!!

Я содрогнулся от этого вопля. И толпа, кажется, содрогнулась тоже; даже палач поднял голову, глядя, как стражники пытаются удержать растрепанную женщину, но в конце концов уступают, вероятно, из милосердия, и женщина прорывается сквозь частокол копий, кидается к осужденному и валится перед ним на колени:

– Ретано… Я… люблю тебя, и буду… никогда-Горячие пальцы схватили меня за руку. Судорожно, будто пытаясь удержать; я еле поборол желание высвободить ладонь.

Что это? Откуда? Залитое слезами лицо, трясущиеся руки, умоляющий голос… Танталь, да как же это?!

Ее уже оттаскивали. Деликатно, но твердо. Попрощалась – хватит; толпа понимающе переглядывалась. Невеста? Жена? Возлюбленная? Бедолага…

Танталь, погоди. Ведь я же ничего не понял; ведь я Меня тащили к яме. Я близоруко прищурился; да. Черное дно жило своей жизнью. Тусклыми отблесками, переливами, шелестом чешуи.

Туда?!

Мне в спину уперлось острие копья. Долю секунды я верил, что скорее дам проткнуть себя насквозь, чем…

– Рета-ано!..

Танталь, неужели это – потому что я умираю?

– Властью закона! Именем герцога Тристага!

Копье больно ткнуло меня в позвоночник. Я потерял равновесие – и яма сглотнула меня, втянула, поймала, так зловонный хищный цветок хватает муху…

Белесое небо осталось далеко позади. Здесь пахло землей – как будто уже могила…

Светлое небо.

Где они добыли всех этих змей? Массивных, толщиной в руку, коротких, как скалка, длинных, как корабельный канат, тощих, будто шнурки, замысловатых, будто витые прутья парковой ограды, с головами приплюснутыми и круглыми, в капюшонах и без него, с узором и гладких, извивающихся и неподвижных, будто бы неживых…

С палача станется. Он мог набросать сюда и дохлых змей – для реквизиту… Ох, как быстро липнут к языку эти комедиантские словечки.

Они шипят, все время шипят!..

Кажется, над ямой склонились. Кажется, все, стоявшие и сидевшие на помосте, сейчас сгрудились вокруг, никакой плетень не удержит, сейчас мне на голову по-сыплются добровольцы…

Отдаленный галдеж. Неразборчивые выкрики. Мир тонет в шипении, или это у меня в ушах шумит?

– Властью закона! Властью герцога Тристага!

Орать и бежать; я издал сдавленный звук, взмахнул руками, поскользнулся и грянулся в сплетение холодных змеиных тел. Перед глазами у меня оказалась плоская маленькая головка, разинулись челюсти, обнажая две загнутых влажных иглы, и я малодушно зажмурил глаза, потому что в следующее мгновение гадина вцепилась мне в лицо.

Боли не было. Было мерзостное прикосновение холодной морды, но я всегда полагал, что змеиный укус ощущается иначе…

Они кинулись на меня все разом. Они выстреливали в меня упругими телами, точно как спущенные пружины; они сжимали челюсти, я получил уже сто порций яда, во всяком случае, должен был получить…