Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

Можно предположить, что леди Кингстон, не пользовавшейся никаким влиянием среди слишком щепетильного аристократического общества в Англии, была чрезвычайно польщена той встречей, которая была ей оказана в Петербурге. Она решила расстаться со своей неприветливой родиной и поселиться в гостеприимной России. Особенно ей хотелось получить звание статс-дамы при императрице Екатерине П, т. к. звание это, даваемое государыней с большой разборчивостью, должно было возвысить ее в общественном мнении и если не окончательно уничтожить, то все же, по крайней мере, хоть несколько ослабить ту оскорбительную молву, которая была распространена на ее счет в Англии в связи с уголовным процессом.

Когда герцогиня Кингстон заявила близким к ней лицам о своем желании сделаться статс-дамой русского двора, то эти лица заметили, что ей, как иностранке, прежде чем пустить в ход подобную просьбу, необходимо приобрести недвижимое имение в России. Она послушалась этого совета и через несколько недель купила на свое имя в Эстляндии имение, за которое заплатила 74 тысячи серебряных рублей. Имение это, по ее родовой фамилии Чэдлей, было названо Чэдлейскими или Чудлейскими мызами. Сделавшись, таким образом, владелицей, судя по цене, довольно значительного имения в России, леди Кингстон стала домогаться получения высокого придворного звания, которое ей так хотелось получить. Однако, несмотря на то расположение, которое Екатерина II постоянно оказывала своей гостье, она, по каким-то своим личным соображениям, отклонила домогательства герцогини под тем благовидным предлогом, что, по принятым ею правилам, звание статс-дамы никогда не предоставляется иностранкам.

Разочарованная леди Кингстон приняла отказ императрицы с крайним огорчением. Вдобавок к этой неудаче оказалось, что купленное ею имение в действительности не стоило той суммы, которая была за него заплачена. К тому же, в этом умении можно было только рубить лес да ловить рыбу. Тогда один прожектер предложил герцогине устроить в Чудлейских мызах винный завод, уверив ее, что она с этого завода будет получать огромные доходы, в которых, кстати, при ее богатстве, герцогиня вовсе не нуждалась. Тем не менее, эта мысль ей понравилась, и она приняла сделанное ей предложение. И вот графиня-герцогиня, пэресса Великобритании по обоим мужьям, блестящая и чествуемая всеми гостья императрицы, желавшая занять при дворе высокое положение, обратилась вдруг ни с того, ни с сего в содержательницу винного завода! Это новое промышленное заведение она поручила надзору какого-то английского плотника, служившего на ее яхте.

После этого герцогиня, хотя расставшаяся с Екатериной II самым дружественным образом, но в душе недовольная испытанной ею неудачей, отправилась на своей яхте из Петербурга во Францию и высадилась в приморском городе Кале. Жители этого города встретили ее с необыкновенной торжественностью. Толпа народа поджидала на берегу появление яхты герцогини. При ее выходе на пристань молодые девушки поднесли ей цветы, и она, при радостных криках населения, вступила в приготовленный специально для нее отель, где ее ожидали представители города и роскошный завтрак. Такая общественная демонстрация по случаю приезда герцогини Кингстон объяснялась тем, что ее агенты пустили слух, будто бы она намерена навсегда поселиться в этом городе и использовать свои огромные средства для пользы ее жителей.

На следующий после приезда день к герцогине Кингстон начали являться с визитами знаменитые горожане, поздравляя ее с благополучным прибытием в их город и благодаря за оказанную их городу честь. Она же, умалчивая, конечно, о своем водочном заводе, пустилась перед явившимися к ней посетителями в пространные рассказы о своем пребывании в Петербурге, с восторгом вспоминая о той почетной встрече, которая была ей оказана и со стороны императрицы Екатерины II, и со стороны русских вельмож, а также о том внимании, какое выказывал ей даже простой народ. В этих рассказах упоминалось и об обширных, приобретенных герцогиней в России поместьях и владениях, обитатели которых сделались ее верноподданными и, являясь перед нею, не смели приблизиться к ней иначе, как только поклонившись ей несколько раз до земли и поцеловав раболепно край ее одежды. Она хвалилась необыкновенным расположением к ней императрицы, с которой (по словам герцогини) она свела самую тесную дружбу и которая считала скучно проведенным день, если она не была вместе с леди Кингстон. Герцогиня рассказывала и о блистательном празднестве, устроенном ею в честь императрицы. На этом празднестве, затмившем, по ее словам, все, что до того времени было видано в Петербурге, находилось одной только прислуги сто сорок человек.