Авария на ЧАЭС и атомная энергетика СССР (СИ)

Так вот, я просто знаю, что если не принять необходимых мер, ближайшая ядерная авария будет на Армянской станции, и вся Армения накроется. Потом следующая по вероятности — Болгария, «Козлодуй», следующая по вероятности — это Ленинградская! Вот, три ядерных. Будет и крупнейшая химическая авария в Дзержинске — это будет крупнейшая в истории химическая авария — и крупнейшая у нас химическая авария будет в Куйбышеве, и в Чимкенте, в Южном Казахстане, обязательно произойдет авария.

— Я сейчас всё это запишу, а потом…

— Проверьте! (диктует) Ядерные: Армянская, Ленинградская, «Козлодуй» (Болгария) — это атомные станции, где стоят «бесколпаковые». Теперь химические аварии: это Дзержинск — взрыв, там должен быть мощный взрыв, потом то же самое, объёмный взрыв в Куйбышеве и в Чемкенте, на фосфорном заводе возможна авария, при которой произойдёт образование фосфор-органики, один вдох которой просто смертелен, которая распространится по розе ветров, и в радиусе 300 километров, с заходом в Китай, всё живое будет уничтожено.

Это всё произойдёт, если не принять необходимых мер. Причем меры, которые можно принять, чтобы этого не было, — известны! Это самое убийственное, что заставляет, как говорится, переживать и болеть: меры, которые нужно принять, — они известны!

Вот, например, я могу действительно сегодня…

(стёрто)

…ну, значит, дошла информация в стандартом виде.

Заранее, задолго до аварии, была принята система оповещения Минэнерго об аварии. Причём система была кодовая. Информация идёт кодом, например, сообщаются цифры какие-то: 1, 2, 3, 4.

1 — это пожар, 2 — это радиационное повреждение, 3 — это ядерная авария, 4 — это есть химические опасности.

И уже заранее были сформированы команды. В случае сигнала такого-то, в таком-то месте здесь в Москве должна собираться такая-то аварийная бригада и выезжать на место происшествия. В случае иной ситуации — собирается другая бригада, и так далее.

И вот, в ночь на 26 апреля в Минэнерго появились все четыре вида сигналов — сигналы всех видов возможной опасности. Была дана такая команда. Поэтому сразу же был вызван министр и, тут же были вызваны все специалисты, входящие в список лиц, которые должны были выезжать. Поскольку это было в ночь с пятницы на субботу, часть людей была на дачах, поэтому заняла эта процедура два-три часа, но ночью всех собрали в Минэнерго, потом ещё где-то час насчёт самолёта выясняли, и эта группа людей вылетела рано утром туда на место. Я в этой группе не был. Когда они собирались, тоже был один неприятный момент. Они установили телефонную связь, и со станции начала поступать информация, противоречащая шифрованным сигналам, не подтверждающая их, а частично противоречащая им. Стали говорить: включили охлаждение, включили то, включили это. Это создало впечатление, что реактор живёт, хоть на нём и случилось, конечно, что-то серьёзное. Утром они уже сообщили, что два человека скончались. Но сообщили так, что один скончался, там, из-за механических повреждений… а второй — от химических ожогов, потому что пожар действительно возник. Это было правдой. Одного они просто потеряли…

— Он там и остался…

— …там и остался захороненным в саркофаге, и второй, действительно, от химических ожогов скончался, потому что пожар в одном месте возник. Но того, что при этом уже начались традиционные радиационные поражения и прочее, они не сообщали.

И в течение первой половины дня 26-го оттуда шла информация такого рода, что, мол, персонал пытается справиться с возникшим проблемами: аппарат вышел из подчинения, и они пытаются подчинить его обратно. Вот, грубо говоря, такая ситуация.

Но, поскольку всё-таки исходный сигнал был серьёзным, он был передан Правительству. Правительство назначило Правительственную комиссию.

— Кто подал первый сигнал? Они же?

— Персонал станции. Директор станции. Я в субботу рано утром, к 10 утра, поехал в своё министерство на партийно-хозяйственный актив, где выступал наш престарелый Министр среднего машиностроения, Ефим Павлович Славский.

Он делал большой доклад (он всегда делал длинные доклады): хвалил атомную энергетику, хвалил себя, хвалил собственное Министерство и вскользь обронил: «…правда, что-то там в Чернобыле… вот, поступил сигнал… случилось… ну, мы там, как обычно, справимся…» — и продолжал свой доклад. Он сделал доклад. Перерыв — в 12 часов, я как сейчас помню. И во время этого перерыва первый заместитель Славского, Мешков Александр Григорьевич (это его первый зам, который был потом снят с работы вот за эту аварию)…

— А сам он? Он просто ушёл на пенсию?

— Ну, как. «Ушли» его на пенсию.

— Ну, понятно. Ну, так, вроде бы…