Аватар судьбы

«Я совсем один во всей Вселенной. Я нахожусь внутри стакана. Стакан непрозрачный, белый. Его стенки становятся все толще и толще. Никто не видит меня. Никто не слышит меня. До меня никому нет дела. Я защищен надежной броней. Она становится все толще, все мощнее. Ни одной мысли не проникает от меня вовне. Никто не видит меня. Никто не слышит меня. Никто не чувствует меня. Ни одна антенна не может засечь меня. Я нахожусь в абсолютном, очень толстом и плотном, непроницаемом коконе».

Он понял, что мантра ему удалась – хотя на восемьдесят процентов она была импровизацией, и проговаривал он ее первый раз в жизни. И ощутил, что и впрямь защищен подобием очень толстой и ни для чего не проницаемой брони. И тогда он для верности повторил заклинание во второй и в третий раз. А потом, чувствуя себя совершенно неуязвимым, зашагал к провалу. Бутылки весело звенели друг о дружку у него на боку.

Затылком своим он чувствовал взгляды всех троих оставленных у вертолета. Все они смотрели на него с надеждой – только надежда у каждого была своя. Варя, сложив руки на груди, неумело молилась за его здоровье и удачу его предприятия, хотя толком не знала ни одной молитвы.

Вот до провала осталось метров сорок. Мелькает предательская мысль: «Еще не поздно повернуть назад. Сесть спокойно у вертолета и ждать спасения. Рано или поздно за нами ведь прилетят, не так ли? А судьба человечества… Кто знает, может, после того как я вмешаюсь, ему станет только хуже…» Однако он подавил в себе эти настроения. Он знал, что надо идти, и постарался лишь укрепить защиту, которую, усилием воли, создал вокруг себя: «Я защищен толстой, непроницаемой броней. Я внутри непроницаемого кокона. Ни одна моя мысль не может вырваться из него».

Вот тридцать метров. Он все идет и даже пытается насвистывать. Только вот губы не слушаются, и во рту все пересохло. Странно, но он совершенно не чувствует холода, который донимал еще совсем недавно, пока они возились у вертолета.

А провал все ближе. Его оплавленные края будто притягивают Алексея. Отчасти у противоположной стенки даже видно дно – странно сухое, будто специально выстланное песком.

Двадцать метров. Скоро точка невозврата. Место, где все решится. Последняя станция пилота Сабурова. Место, где он получил в лоб микрочип-иглу.

Вот оно.

Данилов не видел дна провала. Не видел своего противника. Но тут узрел то, что заметил лишь мельком, когда к пропасти подходил Сабуров. Из глубины дыры над поверхностью земли поднялось небольшое устройство. Черного цвета, оно походило на небольшой беспилотный вертолет – дрон. Дрон приподнялся метра на полтора над провалом. Завис. Его датчики, камеры и антенны внимательно и строго смотрели на Алексея. «Вот он, момент истины, – похолодел он. – Сейчас все решится. Правильно ли мы определили, как отключается защита. И если да, то достаточной ли толщины я создал непроницаемую стенку». Он инстинктивно остановился и замер, хотя шевелись, не шевелись – не это было сейчас решающим.

Черный беспилотник поводил своими антеннами и камерами, а потом начал медленно снижаться и перестал быть виден над краем провала.

«Ура, – сказал сам себе Данилов. – Он меня не распознал». – Но ликования не было. К нему пришла только первая удача – а дальше предстояло главное из того, что он наметил и что должен был сделать: уничтожить аппарат, посланный чужими.

Вот он, провал. До него три-четыре метра. А внизу, в центре, – мишень: черный предмет веретенообразной формы, метров четырех в длину. Однако макушка у него срезана. Получилась плоская поверхность овальной формы. И на ней, словно на посадочной площадке, сидит тот самый беспилотник-дрон, который минуту назад, взлетев и появившись над кратером, столь внимательно рассматривал – анализировал молодого человека.

Данилов снял с плеча рюкзак. Нащупал в нем первую бутылку. Достал ее, не глядя. Она была скользкая от бензина и масла – Варя все-таки немного пролила. Он вынул зажигалку и поджег фитиль.

По-прежнему оставалось множество вопросов. Загорится ли смесь? Добросит ли он снаряд до чудовища? Попадет ли в цель? Разольется ли горючка? В конце концов, ни у одного из них не было опыта приготовления коктейлей Молотова и метания самодельных бомб. Он не террорист, не народоволец. Обычный мирный человек. Последний раз он швырял гранату в пятом классе средней школы – еще застал последние годы советской военизированной физкультуры.

Правда, он бросал самодельную бомбу в своем самом первом сне, в Южнороссийске. И боевые гранаты – во сне последнем, в такой же провал в тундре. Но считаются ли сны?