Аватара

– Да-да! У нас есть средства для укрощения больных, когда они брыкаются. – Доктор смерил графа холодным, точно ледяной душ, взглядом, способным утихомирить безумных и заставить львов распластаться на брюхе. – Пойдите к себе, примите ванну, чрезмерное возбуждение снимет как рукой.

Олаф де Савиль, оглушенный ударом электрического тока, вышел от доктора Шербонно в еще большей неуверенности и смущении, чем прежде. Он приказал отвезти себя в Пасси[223]к доктору Б***[224], чтобы посоветоваться с ним.

– Я стал, – сказал он знаменитому медику, – жертвой странной галлюцинации: когда я смотрюсь в зеркало, мне кажется, что мое лицо утратило привычные черты, форма предметов, которые окружают меня, изменилась, я не узнаю ни стен, ни мебели в своей комнате; мне кажется, что я – не я, а другой человек.

– Каким вы видите себя? – спросил врач. – Ошибка может происходить как от глаз, так и от мозга.

– Я вижу, что у меня черные волосы, темно-голубые глаза, бледное лицо с бородкой.

– Особые приметы в паспорте и те не были бы столь точны: у вас нет ни умственных галлюцинаций, ни искажения зрения. Вы выглядите именно так, как говорите.

– Нет! На самом деле у меня светлые волосы, черные глаза, загорелое лицо и усы, закрученные на венгерский лад.

– Здесь, – заметил доктор, – начинается легкое умопомрачение.

– И тем не менее, доктор, я не сумасшедший.

– Несомненно. По своей воле ко мне приходят только здравомыслящие люди. Некоторое переутомление, слишком усердное чтение или излишек удовольствий могли послужить причиной расстройства. Вы ошибаетесь. Вас обманывает не зрение, а мозг: вы не блондин, который видит себя брюнетом, вы – брюнет, который считает себя блондином.

– И однако, я уверен, что я – граф Олаф Лабинский, но со вчерашнего дня все называют меня Октавом де Савилем.

– Именно об этом я и говорю, – повторил доктор. – Вы – господин де Савиль, и вы воображаете себя графом Лабинским, которого я, как мне помнится, видел, и у которого в самом деле светлые волосы. Именно поэтому вы видите в зеркале другое лицо: ваше собственное лицо вовсе не отвечает вашему внутреннему представлению и удивляет вас. Поразмыслите, почему все называют вас господином де Савилем и, следовательно, не разделяют вашего убеждения. Останьтесь у меня недельки на две: ванны, отдых, прогулки по парку развеют это досадное недоразумение.

Граф опустил голову и обещал подумать. Он не знал, чему верить. Вернувшись на улицу Сен-Лазар, он случайно заметил на столе карточку с приглашением от графини Лабинской, которую Октав показывал господину Шербонно.

– С этим талисманом, – вскричал он, – я завтра же увижу ее!

Глава IX

После того, как слуги усадили в экипаж настоящего графа Лабинского, изгнанного из его земного рая мнимым ангелом, стоявшим на страже его ворот, преображенный Октав вернулся в маленькую бело-голубую гостиную, чтобы дождаться, когда его пригласят к графине.

Прислонившись к беломраморному камину, очаг которого был заполнен цветами, он посмотрел на свое отражение в глубине расположенного напротив зеркала на вычурных позолоченных ножках. Хотя Октав знал тайну своей метаморфозы или, говоря точнее, своего переселения, ему никак не верилось, что перед ним именно его отражение, и он не мог оторвать глаз от странного призрака, в которого превратился. Он смотрел на себя, а видел другого и невольно оглядывался: не стоит ли граф Олаф рядом, облокотившись на каминную доску, и не он ли отражается в зеркале; но нет, рядом никого не было – доктор Шербонно сделал свое дело на совесть.

Через несколько минут Октав-Лабинский уже не думал о чудесной аватаре, переместившей его душу в тело супруга Прасковьи; его мысли приняли другой, более соответствующий ситуации оборот. Случилось нечто невероятное, за пределами возможного, о чем он не осмелился бы мечтать даже в горячке, в исступлении, в бреду! Сейчас он окажется наедине с прекраснейшей, обожаемой женщиной, и она не оттолкнет его! Единственная комбинация, которая могла примирить его желания с непорочностью графини, осуществилась!

Перед этим высшим мгновением все его существо испытывало ужас и тревогу: робость, присущая настоящей любви, внушала ей страх, как если бы она по-прежнему обитала в теле Октава де Савиля.

Появление горничной положило конец этой внутренней борьбе и смятению. Завидев ее, он не справился с нервами и вздрогнул; вся кровь прилила к его сердцу, когда он услышал долгожданные слова:

– Госпожа графиня готова принять господина графа.

Октав-Лабинский последовал за горничной, поскольку не знал, куда идти, и не хотел выдать себя неуверенным блужданием по комнатам.