Аверуан

Сумасшедшая дрожь, трепет безрассудного торжества, окрашенного легким волнением, пробежала по моему телу, когда огромная плита легко накренилась под моей ногой, обнаруживая темные гранитные ступени, точно так же, как в древнем манускрипте. Теперь на короткий миг смутные страхи, навеянные намеками монахов, ожили в моем воображении, превратившись в неизбежную реальность, и я остановился перед чернеющим отверстием, готовым поглотить меня, раздумывая, не дьявольские ли чары привели меня сюда, в царство неведомого ужаса и немыслимой опасности.

Я колебался, однако лишь несколько мгновений. Затем чувство опасности померкло, ужасы, описанные монахами, превратились в причудливый сон, и очарование чего-то непостижимого, что было все ближе и ближе, охватило меня, точно крепкое объятие любящих рук. Я зажег свечу и начал спускаться по лестнице, и точно так же, как за Жераром Вентильоном, треугольная каменная глыба бесшумно закрылась за мной и заняла свое место в вымощенном полу. Несомненно, ее приводил в движение какой-то механизм, срабатывавший под воздействием человеческого веса на какую-нибудь из ступеней, но я не остановился, чтобы выяснить, каким образом он работает, и не пытался найти способ заставить плиту открыться изнутри, чтобы я мог вернуться.

Там была, пожалуй, дюжина ступенек, ведущих в низкий, узкий, пахнущий плесенью склеп, где не было ничего, кроме древней, покрытой пылью паутины. Дойдя до конца, я обнаружил маленькую дверцу, сквозь которую прошел во второй склеп, который отличался от первого лишь тем, что казался более просторным и более пыльным. Оставив за спиной еще несколько таких же склепов, я очутился в длинном коридоре или туннеле, местами перегороженном каменными глыбами или грудами булыжников, обрушившимися со стен. Он выглядел очень неприглядным, и в нос мне бил омерзительный запах застоявшейся воды и подземной плесени. Несколько раз под моими ногами хлюпала вода, когда я вступал в маленькие лужицы. Сверху падали тяжелые капли, зловонные и липкие, будто просочившиеся из склепа. Мне казалось, что за колеблющимся кругом света, который давала моя свеча, во тьме уползают куда-то зловещие призрачные змеи, потревоженные моим приближением, но я не был уверен, были ли то действительно змеи, или лишь беспокойные отступающие тени, почудившиеся глазам, еще не привыкшим ко мгле, подземелья.

Завернув за неожиданно открывшийся передо мной поворот, я увидел то, чего менее всего ожидал, – проблеск солнечного света там, где, очевидно, был конец туннеля. Не могу сказать, что я рассчитывал там найти, но такой результат почему-то совершенно обескуражил меня. В некотором смятении я поспешил вперед и, вынырнув из отверстия, ослеплено моргая, оказался на ярком солнечном свету.

Еще прежде чем окончательно опомниться и протереть глаза, чтобы осмотреть окрестности, я был потрясен одним странным обстоятельством. Несмотря на то, что я вошел в подземелье утром, а все мои блуждания по склепам не могли занять больше нескольких минут, солнце уже садилось. Да и сам солнечный свет казался другим – более ярким и мягким, чем тот, который я видел над Аверуаном, а небо – синим-синим, даже без намека на осеннюю блеклость.

Тогда, со все нарастающим изумлением, я огляделся и не смог найти ничего не только знакомого, но и просто правдоподобного в пейзаже, расстилавшемся передо мной. Против всех разумных ожиданий, не было видно ничего похожего ни на холм, на котором стоял замок Фосефлам, ни на прилегавшую к нему местность. Вокруг меня лежала дышавшая покоем страна холмистых лугов, по которой извилистая река стремила свои золотистые воды к темно-лазурному морю, видневшемуся за вершинами лавровых Деревьев… Но в Аверуане никогда не росли лавры, да и море находилось в сотнях миль, так что можно представить, как меня ошеломило и потрясло это зрелище.

Предо мной раскинулся самый очаровательный пейзаж, который мне когда-либо доводилось видеть. Трава, в которой утопали мои ноги, казалась мягче и ярче изумрудного бархата, и в ней там и сям проглядывали фиалки и разноцветные асфодели. Темно-зеленые кроны деревьев, как в зеркале, отражались в золотистой реке, а вдали на невысоком холме смутно поблескивал мраморный акрополь, возвышавшийся над равниной. Все было напоено мягким дыханием весны, вот-вот готовой смениться теплым и радостным летом. Мне казалось, что я очутился в стране классических мифов, греческих легенд, и мало-помалу все мое изумление и удивление отступило перед чувством затопившего меня восторга и восхищения совершенной, неописуемой красотой этой земли.

Неподалеку, в роще лавровых деревьев, под последними лучами солнца поблескивала белая крыша. Меня немедленно позвала туда все та же, только куда более могущественная и неотступная, сила притяжения, которую я ощутил, взглянув на запретный манускрипт и на развалины замка Фосефлам. Именно здесь, понял я со сверхъестественной уверенностью, находилась цель моих поисков, награда за всю мою безумное и, возможно, нечестивое любопытство.