Зато газетчики должны ему цистерну коньяка подогнать, подумал Андрей, наконец-то развернув 'Коммерсант'. Такую сенсацию обеспечил - до сих пор центральная тема. Вот, пожалуйста, на первой полосе, крупным шрифтом: 'Поезд-призрак переехал директора ФСБ'. Впечатленный этой метафорой, он начал читать статью:
Да уж, попал мужик под раздачу:
На фотографии невысокий чекист стоял перед гневным Ельциным, упрямо сжимая губы. Андрей ему посочувствовал. Ведь, если вдуматься, фээсбэшники все сделали по уму. Им зачем-то надо было, чтобы Андрей уехал в Эксклав. Причем сам, без внешнего принуждения. И они добились этого в рекордные сроки. Через сутки после разговора с майором товарищ Сорокин уже бежал за билетом. Конечно же, они знали, в какой вагон он садится. И следили за каждым шагом. Кто-то из пассажиров наверняка был из их конторы. Например, тот самый крепыш, что к столику подходил. Или дедушка-стихотворец. Или его 'наяда' - не угадаешь.
Но фигурант среди бела дня бесследно исчезает из поезда, а сам поезд рассыпается на куски. Какой уж тут, нафиг, прогресс в расследовании...
И вот, спустя шесть недель Андрей появляется на Павелецком вокзале. Однако менты не бросаются к нему с победными воплями. То есть, в розыск его, похоже, не объявили. И даже если милицейские начальники знают, что мерцающий был среди пассажиров (а выяснить это было не так уж трудно), копать в этом направлении прекратили. Наверно, запретили чекисты.
Что из этого следует? Тут теоретически возможны три варианта. Первый - фээсбэшники в курсе, что у Андрея не было выхода, и по-другому действовать он не мог. Но даже в этом случае его захотели бы расспросить поподробнее. Значит, дело в другом. Например, считают, что к Андрею лучше не лезть - а то он, глядишь, еще и Москву развалит. Это уже похоже на правду. И, наконец, гипотеза номер три - чекисты имеют на него определенные виды. Чего-то от него ожидают. Может, действительно, хотят выяснить, в чем заключается пресловутая миссия. И, по их мнению, это настолько важно, что мешать ему нельзя ни при каких обстоятельствах...
Наверняка все эти соображения довели до сведения президента. Но Борис Николаевич отчего-то не внял. Может, в газете объясняется? Ну-ка...
Ну, дают, подумал Андрей.
Ага, подумал Андрей, вот отчего Борис Николаевич так возбудился. А в гневе он зело страшен и - как бы это сказать? - не всегда логичен.