Август

Стихотворение в списках: Тимаген Афинский (21 год до Р. Х.)

Кто нынче самый могучий в Цезаря доме —Тот, кого все зовут императором Августом,Или та, что, согласно обычаю, подругой должна бытьПослушной и любящей в опочивальне иВ зале для пиршеств? Гляди же, как правителем правят —Мерцают светильники, гости хмельны и беспечны,

И смех, как вино, льется потоком сплошным.Он обращается к Ливии, но не слышит она его слов;И снова он говорит — в ответ лишь холод улыбки.Судачат, он отказал ей в простой безделушке —Можно подумать, что Тибр лед нежданно сковал.Правитель или правимый — то не имеет значенья;Вот из угла Лесбия некая смотрит взглядом таким, что

Факелы чуть ли не гаснут; веселые Делии нежатся,Возлегая на ложах, обнажив прекрасные плечиВ тусклом сиянье огней, но он презирает их всех;Смело подходит к нему жена его верного друга(Тот не видит ее, глазами прикован к подростку,Танцующему в факельном свете).«А почему бы и нет? —

Думает про себя наш правитель. —Временем часто МеценатЩедро делился со мной; ну а в таком пустякеВовсе без пользы ему, он не откажет ведь другу».

IV

Письмо: Квинт Гораций Флакк — Гаю Цильнию Меценату в Арецию (21 год до Р. Х.)

Автором сего клеветнического сочинения является, как ты и подозревал, тот самый Тимаген, коего ты, опрометчиво одарив своей дружбой, неустанно поощрял и поддерживал и даже ввел в дом нашего друга. Помимо того что он неблагодарный гость и довольно слабый поэт, он еще и до глупости нескромен — он козыряет своими деяниями перед теми, кто, как ему представляется, станет восхищаться им, в то же время пытаясь скрыть таковые от тех, кому они не покажутся столь уж достойными похвалы. С одной стороны, он жаждет славы со всеми ее выгодами, а с другой — хочет наслаждаться преимуществами анонимности. Стремления несовместимые.

Октавию известно обо всем этом. Он не собирается предпринимать никаких действий против Тимагена, хотя, само собой разумеется, ему навсегда отказано от его дома. Он также просил принести тебе заверения в том, что никоим образом не винит тебя за все происшедшее; более того, он переживает за тебя не меньше, чем за себя самого, и надеется, что твое самолюбие не сильно пострадало. Его отношение к тебе остается таким же теплым, как и прежде, и он сожалеет, что ты находишься вдали от Рима, и в то же время по-хорошему завидует тому, что у тебя хватает времени наслаждаться обществом муз.

Мне тоже жаль, что я не могу видеть тебя чаще, но, думаю, я даже лучше, чем наш с тобой друг, понимаю то чувство душевного покоя, которое, должно быть, навевает пребывание в прекрасной тиши твоей Ареции, вдали от суеты и смрада этого удивительного города. Завтра я возвращаюсь в мое скромное пристанище над Дигенцией, чей нежный плеск станет услаждать мой слух и в конце концов перенесет меня из мира хаотичных звуков в стройный мир языка. Насколько мелкими и незначительными покажутся тогда мне все эти события, какими они, должно быть, уже представляются тебе в твоей благословенной глуши.

V

Письмо: Николай Дамаскин — Страбону Амасийскому из Рима (21 год до Р. Х.)

Дорогой мой друг, все эти годы ты был предельно точен в своих описаниях и в высшей степени прав в: своих восторгах — это действительно самый необычный город на земле, и ныне он переживает самую удивительную эпоху. Находясь здесь, мне кажется, что именно сюда всегда направляла меня судьба, и я не могу не сокрушаться о том, что целый ряд жизненных обстоятельств отсрочил для меня это замечательное открытие.