Август 91-го. Был ли заговор?

В моем календарном дневнике сохранилась запись за 26 апреля 1991 года: «В 12.00 совещание у Горбачева в «Ореховой комнате» (Янаев, Шенин, Болдин, Догужиев и др.) Предложение о выдвижении моей кандидатуры в президенты РСФСР и мой решительный отказ… 1830 — снова у Горбачева. Разговор о попытках вбить клинья между президентом и B.C. Я уйду сам». Короткая эта запись напоминает о многом. Тогда Горбачев при поддержке Болдина и других участников совещания в преддверии выборов первого президента России попытался «нажать» на меня с тем, чтобы я дал согласие на выдвижение своей кандидатуры. Я ответил твердым отказом. Понимая, что речь идет прежде всего о том, чтобы вытеснить меня из союзного парламента, вечером я снова зашел к президенту. Разговор был прямой. Я сказал: «Не надо искать поводов. Эти игры не по мне. Я уйду из Верховного Совета сам, уйду с великим удовольствием потому, что так работать просто невозможно». Более того, выступая на следующий день в телепрограмме «Кто есть кто», я уже на всю страну заявил, что ни в коем случае не собираюсь выдвигаться на выборах и вообще моя давняя мечта — вернуться на научную работу.

Однако разговоры о противостоянии президенту и спикера не утихали. Они стали проникать в парламент. И снова критика шла с двух сторон. В Верховном Совете председателю ставилось в вину то, что он «растворился в политике президента» и плохо защищает интересы парламента. В свою очередь, люди из президентского окружения, наоборот, считали, что руководитель союзного парламента все дальше отходит от поддержки президента и даже готов «в конституционных формах вообще выступить против президента». Подобное сообщение со ссылкой на одного не назвавшего себя сотрудника президентского аппарата поместила американская газета «Бостон глоб» 1 июня 1991 года.

Поскольку в этом заявлении анонимного деятеля речь шла уже не просто о разнице во мнениях, а о противопоставлении главы государства и руководителя парламента, я вынужден был пойти еще на один разговор с Горбачевым. Показав ему сообщение американской газеты, я сказал, что чувствую, как вокруг меня сгущаются тучи недоброжелательства и в парламенте, и в самом окружении президента. Я снова просил дать согласие на свой уход из Верховного Совета СССР. Президент ответил, что видел американскую публикацию и считает, что на нее не следует обращать внимание.

Но попытки прессы, оппозиционных и других сил углубить отчужденность между парламентом и президентской властью не прекращались. Это послужило поводом для еще одного разговора с президентом в начале июля 1991 года. Теперь я гораздо более решительно настаивал на своем переходе на другую работу, поскольку, добиваясь взаимодействия различных политических сил в парламенте, я в то же время не мог отказаться от своих партийных взглядов и своего понимания роли Верховного Совета СССР и в целом Советов как органов, направляющих и контролирующих все сферы общественной жизни. Никакого вразумительного ответа я тогда снова не получил. Президент, как всегда, от него уклонился.

На деле же речь шла о принципиальнейшем вопросе. Он состоял в том, каким государством является Советский Союз — парламентской или президентской республикой, удовлетворяют ли Советы, как представительные органы власти реальностям нынешней эпохи.

Насколько я понимал позицию большинства союзных депутатов, они прочно стояли за парламентскую республику советского типа с сильной, но хорошо контролируемой исполнительной властью. Поэтому вплоть до самого своего роспуска после августовских событии Верховный Совет СССР оставался последним на союзном уровне защитником полновластия Советов, развития именно советских, а не привносимых извне, форм осуществления государственной власти.

* * *

Однако нам усиленно старались навязать президентскую форму правления, поставить исполнительную власть над законодательной. Президент получил право законодательной инициативы и право «вето», которое могло быть преодолено двумя третями голосов депутатов Верховного Совета СССР. За президентом было закреплено командование Вооруженными Силами, координация деятельности государственных органов по обеспечению обороны страны, объявление чрезвычайного и военного положения. Но даже эти достаточно большие полномочия, закрепленные за главой государства, и избрание его Съездом народных депутатов не гарантировали от возникновения острых конфликтов между президентом и советским парламентом по поводу дальнейшего развития страны.