Августовские молнии

Разговор наш стал причиной того, что двумя часами позже я атаковал войска Маседонио Гальвеса в пункте, именуемом Лас-Вакас; однако, несмотря на обещание, Тренса с пехотой так и не появился. Я оказался вынужденным отступить с большими потерями. Эту незначительную стычку газеты охарактеризовали как крупное поражение. Конечно, мне пришлось с большой поспешностью отступить к «Санта-Ане», конечно, мы потеряли более сотни убитыми, ранеными и взятыми в плен (были и дезертиры), конечно, нам пришлось той же ночью оставить «Санта-Ану», но все же это нельзя назвать крупным поражением. И, кроме того, произошло оно не по моей вине.

Когда мы покинули поле боя и заняли оборонительные позиции в «Санта-Ане» на тот случай, если неприятелю вздумалось бы нас преследовать, в автомобиле, подняв облако пыли, прибыл Герман Тренса.

Вместо приветствия он обрушил на меня град оскорблений.

— Это по твоей вине все провалилось к чертовой матери!

— Нет, по твоей, сукин ты сын!

В том же духе мы обменивались комплиментами еще некоторое время, а когда немного успокоились, поняли, что произошло и на самом деле нечто неслыханное: после того как мы договорились по телефону, что Тренса предпримет атаку на войска Маседонио Гальвеса, приближавшиеся к Сьюдад-Родригесу по железной дороге из Куэвано, в штабе раздался другой звонок. Этот звонок, вне всякого сомнения, исходил от неприятеля, который, вне всякого сомнения, подслушал наш предыдущий разговор, и, благодаря халатности телефонистов, всегда забывавших установить мою личность, неприятель в этот, второй, раз сумел наговорить Тренсе всякой всячины, — будто имеется контрприказ и будто атаковать нужно железную дорогу на Монтеррей. Таким образом, пока я храбро, хотя и безуспешно, сражался с передовыми частями Маседонио, Герман Тренса отправился с тремя тысячами человек на Монтеррейскую железную дорогу, где, как и следовало ожидать, не обнаружил ни одной живой души.

— Сколько раз я вам говорил, чтобы не забывали удостовериться, что это я? — Я был взбешен. — Если завели код, надо им пользоваться.

Герману было очень стыдно, что его обвели вокруг пальца, и он не решился возразить.

— Лучше присоединяйся к нам, — сказал он мне немного погодя. — Будем оборонять Сьюдад-Родригес.

Он был прав. Не имело смысла держать в «Санта-Ане» кавалерийскую бригаду. Неприятель выгрузился из эшелонов и занял уже позиции на линии огня. Наших сил хватило бы только, чтобы оборонять Сьюдад-Родригес и сопротивляться как можно дольше в надежде на то, что по дороге из Кулиакана подоспеет к нам на помощь Толстяк Артахо с семью тысячами своих солдат и четырьмя полками артиллерии.

Герман и я расстались грустно, но примирившись. Он вернулся на автомобиле в город, а я пошел в дом приготовиться к отходу и попрощаться с сеньорой Эллен Гу.

Глава XIX

Сьюдад-Родригес [13]был вовсе не город, а так — паршивенькое местечко. Я прибыл туда в полночь вместе с сильно усохшей кавалерийской бригадой, так как Одилон с целым полком потерялся где-то в темноте. Сначала мы подумали, что он двинулся более коротким путем, но вскоре поняли, что Одилон перешел на сторону врага. Я не осуждаю его. Он правильно сделал. Я бы поступил точно так же, не будь я так честен.

Мы не сумели найти помещения для расквартирования солдат, и они в конце концов уснули на главной площади. Я приказал поставить мою походную койку в крытой галерее и отправился к Анастасио в городскую гостиницу, где размещался наш штаб.

Вальдивия, Тренса, Хамелеон и Каналехо сидели с дурацким видом в столовой, стараясь придумать, каким образом выйти победителями из битвы, которая уже была проиграна как дважды два четыре. Я им сказал как.

— Перейдем границу и попросим политического убежища.

Но они-то все еще верили, что вот-вот явится Артахо с семью тысячами пехотинцев и четырьмя полками артиллерии. Вернее, все, кроме Хамелеона, который вообще ни во что не верил.

— Будь я на месте Артахо, я бы ни за какие деньги не полез в эту мышеловку, — справедливо заметил он.

Вальдивия стал ему что-то говорить насчет братства и товарищества, будто сам был способен на дружеские чувства. Просто они еще верили в Артахо, а Хамелеон и я — нет.

Мне показали план обороны города.

— Никуда не годится, — сказал я.

Вальдивия разозлился.

— То есть как это не годится, ты даже не посмотрел его!

А что тут смотреть? Когда для обороны города возводятся укрепления, траншеи роют за городскими стенами, а не на улицах. Дать неприятелю возможность занять часть зданий означает просто так подарить ему укрепления. Нам всем это давно известно, так я им и сказал.

— Но тогда придется рыть очень длинные траншеи, а нам некого туда сажать. — Такое объяснение дал Тренса.

— Лучше полупустые траншеи, чем окопавшийся враг под носом, — возразил я. Хамелеон разделял мое мнение, да и Тренса в глубине души тоже. Только Вальдивия был очень доволен своими укреплениями.

— А я распорядился так, — отвечал он, как будто это что-нибудь объясняло.