Августовские пушки

Остановить армии на пороге победы — так мог поступить только сумасшедший, как считал военный министр генерал фон Фалькенхайн, которому через две недели суждено было сменить Мольтке на посту главнокомандующего. «Лишь одно ясно, — писал военный министр 5 сентября, — наш генеральный штаб совсем потерял голову. Записки Шлиффена помочь больше не в состоянии, и Мольтке совсем перестал соображать». Виноват был не Мольтке — Германия теряла инициативу в войне. По переброске войск противника Мольтке безошибочно увидел опасность, нависшую над внешним правым флангом его армии, и принял разумные и совершенно адекватные меры для отражения угрозы. Приказ имел лишь один недостаток — был отдан слишком поздно. Он бы ещё мог оказаться своевременным, если бы не один беспокойный француз — Галлиени.

Донесения парижских лётчиков утром 4 сентября убедили Галлиени в «необходимости быстрых действий». Тыл выгнувшейся дугой на юго-восток армии Клука представлял прекрасную мишень для Монури и английского экспедиционного корпуса. Следовало лишь, не мешкая, нанести совместный удар. В 9 часов утра, ещё не имея согласия Жоффра, Галлиени направил Монури предварительный приказ: «Я намереваюсь бросить вашу армию при поддержке англичан на германский фланг. Немедленно отдайте все необходимые распоряжения с тем, чтобы ваши войска смогли выступить днём в ходе проведения общего наступления войск парижского укреплённого района в восточном направлении». Монури также следовало как можно скорее лично прибыть в Париж на совещание.

Затем Галлиени решил добиться «окончательного и быстрого» согласия Жоффра. В какой-то степени этому препятствовали остатки их прежних взаимоотношений начальника и подчинённого. Оба знали: случись что-нибудь с Жоффром, и Галлиени станет главнокомандующим. Жоффр восставал против его влияния в армии, боролся с его популярностью, и поэтому Галлиени не столько рассчитывал убедить, сколько заставить главнокомандующего пойти на этот шаг. Чтобы добиться своей цели, Галлиени переговорил по телефону с президентом Пуанкаре, находившимся в Бордо, сообщив ему о «благоприятной возможности» немедленно возобновить наступление на фронте.

В 9:45 Галлиени позвонил в главный штаб и затем уже не отходил от аппарата. Позднее он скажет: «Настоящая битва за Марну велась по телефону». Генерал Клержери вёл переговоры с полковником Поном, начальником оперативного отдела главного штаба, потому что Галлиени не стал бы разговаривать ни с кем, кроме Жоффра, а Жоффр не желал подходить к телефонному аппарату. Жоффр терпеть не мог телефонов и обычно делал вид, что «не понимает, как тот работает» и что не разбирает слов собеседников. А вообще он, как и многие люди, занимающие высокие посты, уже обращал взор на будущее и опасался: вдруг кто-нибудь запишет что-то сказанное им по телефону и сделает без его ведома достоянием истории.

Клержери сообщил о плане наступления силами 6‑й армии и парижского укреплённого района на фланг Клука, предпочтительнее севернее Марны; в этом случае бои начались бы 6 сентября. Если удар по немцам предполагается наносить на южном берегу Марны, то нужна отсрочка на один день, чтобы Монури смог форсировать реку. В любом случае Клержери просил главный штаб отдать приказ о выступлении 6‑й армии сегодня вечером. Он передал мнение Галлиени, что пришло время прекратить отвод войск и всей армией перейти к наступательным операциям, задействовав в них и силы парижского укреплённого района. Теперь слово оставалось за главным штабом.

В противоположность главному штабу, согласному пожертвовать Парижем, Галлиени с самого начала основывался на убеждённости, что столицу нужно оборонять и удержать всеми средствами. Об общей обстановке на фронтах он мог судить лишь с точки зрения военного губернатора Парижа, не имея точных сведений о положении полевых армий, и решил использовать те преимущества, которые давал французам манёвр Клука. Он считал, что операция, начатая парижской армией, должна перерасти и перерастёт в общее наступление, поддержанное всеми войсками. Это был смелый, даже безрассудный план, потому что, не зная обстановки на других участках, Галлиени не мог с уверенностью предсказать исход сражения и даже сам несколько сомневался в успехе. Но другого варианта он не видел. Возможно, свойственный выдающемуся командиру инстинкт подсказывал ему, что близок благоприятный момент; вероятнее всего, он решил, что для Франции другого момента может и не представиться, и этот шанс — единственный.

В 11 утра на совещание прибыл Монури, но Жоффр пока молчал. В полдень Клержери вновь позвонил в штаб.