Авиатор Тихого океана

Ведь на 200 метров под ним находилось не море, то есть возможность выплыть после более или менее продолжительного ныряния, а огненная, кипящая лава, вырывавшаяся из недр земли при температуре от двух до трех тысяч градусов. Лава, в которой аэроплан вместе с авиатором исчезли бы, сгорев и превратившись в продолжение нескольких минут в газообразное состояние.

И, затаив дыхание, согнувшись вперед, американский офицер следил за огромной птицей, распущенный хвост которой спускался к яркому зареву Галемаумау.

Спуск был быстро остановлен: от действия руля «Кэтсберд» грациозно наклонился и взвился к небу. Когда он очутился с противоположной стороны кратера, то находился уже в пятидесяти метрах над покрытой кустарником площадкой.

В то же время можно было видеть, как он наклонился, слегка согнув левое крыло и расправив правое, и парит в пятидесяти метрах на противолежащей гостинице площадке, скрывшись таким образом от любопытных взоров агентства Кука и японских стрелков.

Затем он скрылся за передними откосами, спускавшимися к морю.

– Браво! – не мог удержаться и воскликнул американец, стоя на краю расщелины.

Когда он повторил свое восклицание, в двух шагах от него, на выступе из лавы, откуда только что был сброшен первый японец, протянулись две стиснутые руки. Это явился второй японец тем же путем.

Американец держал в руке кирку, которой только что перерубил канат, удерживавший аэроплан.

Недолго думая, одним ударом он отрубил одну из показавшихся рук, и вторая рука исчезла среди брызнувшей крови.

Лейтенант следил глазами за этим вторым падением.

Он положил в руку снова звонко хохотавшего метиса десять монет из полученных им в Мидуэе в обильном количестве.

– Это для тебя и твоих товарищей, – сказал он. – Ты скажешь своему хозяину, что наш флот прибудет сюда через восемь дней, и я тогда отошлю ему его мула, если мне не удастся поблагодарить его лично. Теперь уходите сейчас же!.. Теперь им нет смысла подниматься сюда, раз аэроплан улетел.

И когда мастер помог ему усесться верхом, он сказал, повернувшись к снежной вершине Мауна-Лоа:

– У меня есть припасы, хорошее ружье и восемь дней отдыха… Я задамся целью подняться на эти тринадцать тысяч восемьсот футов… Будет чем поделиться в нашем клубе, когда я вернусь в Окленд…

Когда он отъехал до группы магнолий, скрывавших его от кратера, он остановился, закурил папиросу и с наслаждением втягивал первые клубы ее дыма. Целые сутки он был лишен этого любимого времяпрепровождения, так как зажечь спичку в двух шагах от запаса бензина было бы таким же преступлением для авиатора, как и для аэронавта, находящегося около массы водорода.

Он очутился на холме, откуда открывался вид на обширные равнины Тихого океана, и ему казалось, что он видит вдали, очень далеко на поверхности океана, маленький парус рыболова.

От высокого места, на котором он стоял, аэроплан представлялся маленьким парусным судном, скользящим на поверхности волн.

«Два часа… – думал он. – При такой скорости завтра в полдень он увидит этот час на циферблате башенных часов Сан-Франциско. Какие храбрецы и бесстрашные люди эти французы, когда возьмутся за что-нибудь!»

Глава 13

Один среди ночи

Спустилась ночь. Морис Рембо был один среди необъятного пространства. До самого материка Америки не было ни одного острова, ни одного утеса, ни одной скалы, где можно было бы спуститься при непредвиденной случайности.

Его жизнь находилась в тесной зависимости от этой хрупкой машины, настолько сложной, что достаточно остановки одной из ее частей, поломки одного поршня, недостаточной смазки одного цилиндра – и ход аэроплана будет замедлен, а затем он остановится над морской пучиной.

Морис чувствовал, как его охватывал ужас. Преисполненная героизма душа влекла его до сих пор к деятельной жизни, которая и служила для него неиссякаемым источником постоянно нарастающей энергии.

А теперь, в одну минуту, его прославленное человеколюбие было побеждено страхом, возникшим среди мрака и тишины. Ему казалось, что он носится на крыльях галлюцинации над неизвестной бездной.

В продолжение нескольких секунд душа его была погружена в какой-то мрак: вокруг него, над ним была пустыня океана и бесконечное небо. Влекомый неизведанной пучиной, он летел в темной и глубокой синеве опускавшейся ночи.

Расстилавшееся у его ног темное пространство черных волн, казалось, минутами вздымалось, тянулось к нему для того, чтобы схватить его в свои последние и смертельные объятия…

Но с новым приливом энергии жених Кэт отогнал эти мрачные видения.

Небесный свод сверкал, и гладкая как зеркало поверхность моря отражала его ночной блеск. Позади него попутный пассатный ветер поддувал под крылья аэроплана. Мысль обо всех благоприятных условиях, способствовавших этому беспримерному предприятию, ободрила его.