Авось, прорвемся!

– Государь-надежа-а-а-а!!! – вопили все эти воплощенные Иваны, Степаны, Федоты, Устиньи, Улиты, Ерошки, Яковы, Фетиньи, Акулины. Я узнала в толпе даже Прокопа и подивилась – где же он, предатель, болтался все эти дни? Напрасно Авось махал им рукой – они от радости совсем умом тронулись. Кондратий с Фомой-не-тем проехали на белом джипе чуть подальше и с интересом наблюдали за народным восторгом.

Вскорости прибыл и автокран с Кривой и Нелегкой, подрулил «мерс», из которого вышли растерянные, но пытающиеся сохранить лицо, Маша с Емелей.

Но государь никак не мог соединиться с верноподданными – мешало блинно-хреновое кольцо. Он только озирал их сверху, словно бы считал по головам.

– А Фома где?! – завопил вдруг Авось. – Фомы нет! Погодите, ребята, придет Фома – он все придумает!

И, приложив руки рупором ко рту принялся его звать. Я же руками показывала – мол, поддержите, мерзавцы, государя-надежу!

– Фо-ма! Фо-ма! – гремело над лугом и лесом. Пожалуй, что и до города долетало.

– Без Фомы уж и не знаю, как быть, – шепнул мне Авось и опять завопил как резаный. На особо пронзительном крике он закашлялся. Ерема, все еще висящий на ступеньке, похлопал его между лопаток, от чего Авось едва не сковырнулся наземь. И это все видели.

Тогда только наступило благословенное молчание.

Авось озирал с высоты свое притихшее воинство, а я осторожно толкнула Ерему локтем в бок и указала глазами на онемевшего оратора, а потом – и на остальных.

– Ждут Фому, чают – быть уму, – шепнул в ответ Ерема с трепетным уважением в голосе. Очевидно, и он, как Авось, надеялся, что явится некто, способный ответить на все вопросы и указать дальшейший путь.

– Идет, идет!..

Сколько восторга было в голосах! И некоторые даже поспешили назад, к повороту – навстречу Фоме. Как выяснилось, правильно сделали: он умаялся, и его пришлось вести к блиннл-хреновому кольцу под руки.

Когда Фома явился на видном месте, иные от неожиданности откровенно шарахнулись. И я тоже шарахнулась. А что еще непроизвольно сотворишь, увидев мелкого дедка в белой до пят рубахе и с подвязанной белым же платочком нижней челюстью? Покойник же, блин!

Поминать вслух блин я, конечно, не стала, иначе на меня бы он сверху и шлепнулся. Заклинание воплощения Авось еще не отменил и не собирался.

– Страшный Суд, что ли, настал? – прошамкал дедок, когда его от платка избавили. – Ну, простите, люди добрые, коли в чем перед кем согрешил!

И попытался преклонить колени.

Ему, конечно же, помешали.

– Да что ты, Фома?! – закричал Авось. – Опомнись! Ты нам всем сейчас очень нужен! Без тебя – никак!

– Ась?..

– Что нам теперь делать, Фома?! Придумай!

– Че-е-е —?..

Умный Фома, очевидно, никак не мог расстаться со старческим маразмом.

А ведь решить ему нужно было немало: как жить дальше, чем заполнить пустоту, оставшуюся после оккупантов, да и прежде всего – какими средствами убрать блинно-хреновое кольцо и соединить государя-надежу с его истосковавшимся воплощенным народом?

– Фома-а-а-а!!! – Авось орал уже на пределе голосовых связок. – Да опомнись же ты! На тебя вся надежда!

Дедок помотал головой.

– Обратно хочу, – жалостно попросился он. – Лежал себе на тихоньком погостике, спал… Нет же – из могилки вытряхнули, гонят куда-то… Так будет, что ли, Страшный Суд?..

Тут лишь я поняла окончательно, что имел в виду Кондратий. И посмотрела на воплощенную толпу с великим сомнением… Ведь половина – не жильцы на этом свете! Не возродятся они к нормальной жизни, зря мы их растормошили! Не заполнят пустоты!..

Ерема тем временем что-то горячо шептал на ухо Авосю. Тот слушал и кивал – наверно, запоминал умный совет в подробностях. Затем поднял руку, требуя внимания.

– Слушайте все! Во-первых, приказываю – проводить Фому на заслуженный отдых! Достаточно он потрудился на ниве русской словесности! Будем решать, как жить, сами! А во-вторых, значит… Пусть кто-нибудь поедет в поселок за лопатами, чтобы убрать эту грязь!

Собственно, Авось имел в виду или «мерс» Емели, или телегу, запряженную старой клячей, на которой только что подъехала замотанная в платки баба. Не на автокране же за лопатами!

– А кому ехать-то? – спросил удивленный голос, и тут же голпа загудела: – Я – не могу! Мне – телят пасти! Я – ногу натерла! Мы – увечные!.. А я испила бражки да и лишилась рубашки, куда мне голой?!? Улиту пошлите, Улиту! У нее лошадь! Селифан, Селифан! А я в городе или в деревне?!

– Улита едет – когда-то будет, – буркнул Емеля. – А Селифан с Богданом всяко отвертится, потому как тут ни город и ни село. Так что же, нам вечно тут сидеть?

– Вон ты за лопатами поезжай! – наугад тыкал пальцем Авось. – И вон ты! Я выйду отсюда и поведу вас на гору, к древнему храму! И каждый там займет свое место! И будем мы снова единым целым, единой речью, могучей и прекрасной!

– Почему – я? – возмутились в толпе. – Как лопатой махать – так я?! Вот он пусть махает! А чем я тебя хуже? Аль я хуже людей, что везде стоя пью?!?

– Ерошка! – признала бзнакомца Федора. – Ну, с ним мы построим светлое будущее…