Тем не менее тревога не сменилась отчаянием. Решительность Линкольна в те дни видна из его ответа делегации от Мэриленда, прибывшей 22 апреля не просто просить не вводить туда федеральные войска, дабы «не допустить кровопролития», но и требовать признать независимость южных штатов. Ответ президента был весьма жёстким: «Вы, господа, пришли ко мне просить мира любой ценой, но пока не произнесли ни слова в осуждение тех, кто развязал эту войну против нас. Вы говорите, что ужасаетесь кровопролитию, но пока не положили и соломинки поперёк дороги тех, кто в Вирджинии и других местах собирается захватить этот город. Мятежники атаковали форт Самтер, ваши сограждане набросились на войска, направленные в Вашингтон для защиты правительства, собственности и жизней людей, а вы ещё будете уговаривать меня нарушить клятву и распустить правительство, не оказывая сопротивления?.. Мне нужны войска для защиты столицы. Географически она окружена землёй Мэриленда, так что войска вынуждены пройти по его территории. Наши люди не кроты, чтобы прорыть себе дорогу под землёй, и не птицы, чтобы пролететь над ней. Войска могут только пройти по земле, и они должны это сделать. Можно обойтись без столкновений: просто сдержите своих забияк в Балтиморе, и не будет никакого кровопролития. Возвращайтесь домой и объявите своим людям, что, если они не будут нападать первыми, мы их трогать не будем; но если попытаются — мы ответим, и ответим очень жёстко!»{459}
А 25 апреля притихший город был взбудоражен гудком прибывающего поезда. Из вагонов начали высаживаться солдаты. Это оказался 7-й Нью-Йоркский полк: он добрался обходным путём — морем, затем по железной дороге: призванные на службу инженеры и строители восстановили разрушенные мосты, а механики починили испорченный паровоз («Да его же собирали в нашей мастерской!»). Под музыку полкового оркестра ньюйоркцы промаршировали по Пенсильвания-авеню, потом разместились в палате представителей Конгресса. Вскоре прибыла ещё бригада из Массачусетса, за ней войска из Пенсильвании и Род-Айленда. К 27 апреля в столице расположился десятитысячный гарнизон, почти столько же сил было на подходе.
Наступала пора решительных действий. Линкольн объявил о морской блокаде побережья Конфедерации. Флот США, оставшийся преимущественно на стороне Союза, получил приказ препятствовать любой торговле, любой связи, идущей через порты Юга. Теперь рабовладельческие штаты не могли рассчитывать ни на то, что разорят порты Севера, переманив их клиентов беспошлинной торговлей, ни на экспорт «царь-хлопка» — главного источника доходов, опоры своей экономики. Решение о блокаде было ещё и ответом на разрешение Джефферсона Дэвиса всем желающим грабить в открытом море торговые суда США от имени и по поручению правительства Конфедерации{460}
.Третьего мая последовала прокламация о наборе дополнительных сорока двух тысяч волонтёров сроком уже не на три месяца, а на три года. Кроме того, на шесть тысяч человек увеличивалась регулярная армия, а на флот дополнительно призывались 18 тысяч матросов и офицеров{461}
. В тот же день Конгресс Конфедерации объявил, что считает себя «в состоянии войны с США».Теперь очень многое зависело от того, какую из воюющих сторон поддержат пограничные штаты. Их положение между Севером и Югом влекло за собой неотвратимое разделение мнений и симпатий. В Мэриленде, где шумные толпы сторонников Конфедерации могли создать видимость проконфедератского большинства, заседание Законодательного собрания штата продемонстрировало реальные настроения населения: 29 апреля против выхода из Союза было подано 53 голоса, а за него — лишь 13. Нужно было только обеспечить права большинства. И Линкольн, во-первых, отправил войска взять под контроль дороги и транспортные узлы Мэриленда, а во-вторых, решился на шаг, за который противники будут называть его «тираном»: обеспечил коммуникационную линию между северными штатами и Вашингтоном, приостановив на ней действие старого, пришедшего ещё из Британии, юридического правила «хабеас корпус». По нему законность любого ареста должна быть обязательно подтверждена судом. Теперь же военные получали право арестовывать и содержать под стражей всех, «признанных опасными для общественного порядка», не предавая их суду и не дожидаясь сбора достаточного количества улик{462}
. Первым таким арестантом стал Джон Мерримен, землевладелец из Мэриленда и лейтенант кавалерийской роты сторонников сецессии, уничтожавшей мосты и телеграфные линии вокруг Балтимора. Требуя защиты «хабеас корпус», Мерримен обратился в Верховный суд. В его поддержку выступил главный судья страны Роджер Тони, объявив, что президент превысил свои полномочия. Да, президент ссылался на соответствующий раздел первой статьи Конституции США: «Действие „хабеас корпус“ не может быть приостановлено, если только того не потребует общественная безопасность в случае мятежа или вторжения»; но этот раздел относится к правам исключительно Конгресса.