Авраам Линкольн

Место своего рождения Линкольн не помнил — семья перебралась на новую ферму, когда ему было два года. Его первые воспоминания связаны именно с фермой «Нолин-Крик», названной по имени шустрой и чистой речушки, на берегу которой поселилось семейство Линкольн.

Авраам вглядывался в ранние туманные картины памяти: «Я хорошо помню старый дом. У нас было три поля, и всё хозяйство располагалось в речной долине, окружённой высокими холмами и глубокими оврагами. Иногда после сильного дождя вода сходила с холмов по оврагам и заливала всю ферму. Первое, что я помню, — это какой-то субботний день, и мы работаем на поле. Поле называли „Большим“ — оно занимало семь акров. Я сею тыквенные семена: пристраиваю по два в каждое гнездо, перехожу от грядки к грядке. А наутро где-то над холмами проходит ливень. В долине не падает ни капли, но вода поднимается из оврагов и смывает все наши посадки — и тыквенные семена, и кукурузу; на поле не остаётся ничего»^{2}.

Рядом с домом пролегала большая дорога федерального значения. Она пересекала Кентукки и соединяла Север и Юг: федеральные территории[6]

за рекой Огайо и штат Теннесси за рекой Камберленд. По ней мимо фермы Линкольнов грохотали фургоны, поднимали пыль стада, шли бродячие торговцы с фабричными товарами, речистые проповедники; слышались звяканье цепей скованных в одну связку рабов и окрики их надсмотрщиков. Шли по дороге и солдаты — сначала на войну 1812 года[7], потом с войны (как-то щедрый Эйб отдал одному из солдат свой улов — маленькую рыбку; это было всё, что он помнил о той войне).

По этой же большой дороге поздней осенью 1815 года шестилетний Эйб пошёл в школу. Его повела старшая сестра Сара, которой он должен был составить компанию. Это была «школа по подписке» — такие открывали в сезон, свободный от полевых работ, когда набиралось достаточное количество родителей, готовых платить учителю. «От учителей не требовали особой квалификации, — вспоминал Линкольн, — лишь бы они умели читать, писать и считать. А уж если учитель претендовал на то, что знает латынь, на него смотрели, как на кудесника»^{3}. Возможно, намёк на латынь — дань памяти первому учителю Эйба католику Закарии Рини. Несколько недель Эйб и Сара ходили в его школу за две с лишним мили от дома.

Школа представляла собой обычную бревенчатую хижину, где скамьёй служило слегка обтёсанное бревно. Ученики были самых разных возрастов и способностей; кто-то, как Эйб, являлся новичком, другие уже учились раньше. Чтобы заниматься со всеми одновременно, учитель велел каждому читать свой урок вслух и прохаживался по «классу». Гвалт стоял такой, какого не бывало ни до, ни после занятий. Это называли «болтливая школа».

Следующей осенью Эйб отправился в школу Калеба Хазеля. Калеб, сын владельца таверны, обладал одним несомненным достоинством: он был достаточно крупным и крепким для того, чтобы задать порядочную трёпку любому непослушному ученику, даже здоровому сельскому подростку. В этом смысле его можно было бы назвать сильным педагогом. В остальном Калеб полагался на надёжный учебник Дилуорта, английского священника, создавшего в XVIII веке целую систему обучения. Его учебник «Новое руководство к изучению английского языка», в обиходе просто «Дилуорт», выдержал десятки изданий по обе стороны Атлантического океана. Секрет успеха был в том, что автор объединил метод «от простого к сложному» с религиозными и моральными истинами.

Сначала ученики произносили буквы, потом слоги, далее наступал черёд коротких слов, которые сразу складывались в самые важные истины: «Вот наш Бог. Он дал нам Мир. Мой сын, не лги ему!»

Затем появлялись слова четырёхсложные: «Веры без Бога нет. Бог дал нам наш путь. Он выше всех. Он зрит наши дела. Он с нами весь день. Он с нами всю ночь. Путь к Богу — твой путь. Кто плох и зол — Богу враг».

Слова удлинялись, и мысли, выражаемые ими, удлинялись тоже: «Эта жизнь коротка, но та, которая грядёт за ней, не имеет конца. Мы должны возлюбить и тех, кто не любит нас, так, словно они нас любят. Мы должны молиться за тех, кто ненавидит нас».

К концу книги появлялись басни (каждая была украшена немудрёной гравюрой-иллюстрацией) с немедленным растолкованием их сути:

«Некая повозка застряла колесом в яме. Возница тут же спрыгнул на землю и опустился на колени, обращаясь с мольбой к Гераклу: помоги вытащить повозку. Геракл явился, но отвечал так:

— Глупец! Подстегни лошадей да поднажми плечом, тогда и Геракл тебе поможет.

Мораль: пожелания ленивых не приносят им помощи. Если же ты хочешь рассчитывать на Божью помощь в нужное время, не только моли о ней, но и делай всё, что можешь сделать сам!»

К семи годам Эйб выучился читать и немного писать. На какое-то время мальчик пристрастился к начертанию букв: он получал удовольствие от самого процесса вырисовывания этих волшебных говорящих знаков на снегу, на песке, прутиком на придорожной пыли и на стене угольком^{4}.