Авраам Линкольн

Проблема была в том, что у такой лакомой должности никак не могло быть единственного соискателя (всё-таки не нью-салемский почтмейстер!). Из одного только Иллинойса виги прислали рекомендации для нескольких кандидатов. Все они были знакомы между собой, имели влиятельных ходатаев, и поток писем, встреч и совещаний создал патовую ситуацию. Линкольн решился на благородный и вместе с тем практичный ход: чтобы оставить должность за представителем Иллинойса, он согласился первым отказаться от претензий на неё, если место будет гарантировано кому-то одному из однопартийцев-соискателей. И вот тут в игре появилась «тёмная лошадка» — Джастин Баттерфилд, юрист из Чикаго, служивший федеральным прокурором ещё при президентах Гаррисоне и Тайлере. Он был сторонником Клея и мог предоставить рекомендации самых именитых политиков, включая одного из наиболее авторитетных конгрессменов Дэниела Уэбстера^{198}. Главное же — его хорошо знал министр внутренних ресурсов, монументальный Томас Юинг, в ведении которого и были все назначения в Главном земельном управлении. Юинг считал Баггерфилда «одним из самых серьёзных юристов штата, к тому же специалистом по земельному праву»^{199}.

«Как же так, — негодовал Линкольн, — этот претендент не ударил палец о палец, чтобы способствовать победе Тейлора! Более того, он до последнего противился его выдвижению в кандидаты в президенты от вигов, предпочитая Клея. А раз так, то сотни вигов Иллинойса имеют на должность больше прав, чем Баттерфилд». Авраам напряг все свои силы и задействовал все связи: для него назначение такого соперника означало не просто личное поражение — это был провал самой идеи стимулировать политическую активность коллег по партии надеждой на получение влиятельных должностей^{200}

. К чему напрягать силы, если потом всё будет определять прочность личных связей? Друзья Линкольна смогли добиться, чтобы президент Тейлор отложил окончательное назначение на три недели. Но потом сторонники Баттерфилда получили дополнительный козырь: перед администрацией президента — героя войны Линкольн снова был выставлен непатриотичным «запятнанным конгрессменом». Некая «группа вигов» из Спрингфилда прислала министру Юингу петицию с двадцатью восемью подписями. Подписанты заявляли, что разочарованы политикой, проводимой в Конгрессе избранным в их округе Авраамом Линкольном, и поэтому рекомендуют на место комиссара Главного земельного управления мистера Джастина Баттерфилда^{201}. И хотя всего в поддержку Линкольна было прислано 365 прошений и рекомендаций, а за Баттерфилда только 235^{202}, 21 июня комиссаром был назначен Баттерфилд.

Узнав о поражении, Линкольн пришёл в свой отель, рухнул ничком на кровать (длинные ноги свисали) и пролежал более часа^{203}

.

Через полтора месяца ему предложили «утешительный приз» — должность первого заместителя губернатора в самом дальнем, глухом и малонаселённом углу на северо-западе страны, на ещё не оформившейся в штат Территории Орегон. Линкольн отказался. Ещё через месяц предложили уже пост губернатора — всё в том же Орегоне, в тысячах миль от Иллинойса и тем более от Вашингтона. Фактически это была мягкая форма политической ссылки — в земли перспективные, но в достаточно отдалённом будущем. К тому же политику там определяли находившиеся в большинстве демократы. Формально уважение к пламенному борцу за Тейлора было выказано, но когда Линкольн отказался от предложения, сославшись на нежелание супруги переезжать так далеко от дома, никто не стал ни сожалеть, ни настаивать. На должности легко нашли других, не столь щепетильных соискателей, и началась работа нового аппарата президента. Например, Уильям Сьюард с его широкими связями оказался в кругу ближайших советников Тейлора.

Много позже, уже поселившись в Белом доме, Линкольн признавался, что мог бы через Орегон выбиться в сенаторы, но тогда не стал бы президентом^{204}, и цитировал:

…нас безрассудство

Иной раз выручает там, где гибнетГлубокий замысел; то божествоНамерения наши довершает,

Хотя бы ум наметил и не так[21].

Но в 1849 году Авраам Линкольн не мог предвидеть результатов своего «безрассудства». Он, вспоминал Херндон, поставил крест на политической деятельности и вернулся в Спрингфилд, чтобы целиком посвятить себя юриспруденции. Правда, Линкольна, уже сорокалетнего, никак не оставлял в покое давний вопрос о смысле жизни. Однажды у него вырвалось: «Как же тяжело, о, как же тяжело будет умирать, зная, что не сделал страну лучше, чем она была до тебя, словно ты и не жил!»

ПОЧТИ ВНЕ ПОЛИТИКИ

Автобиографические заметки Линкольна о следующем пятилетии жизни крайне лаконичны: «С 1849 по 1854 год включительно занимался юриспруденцией — тщательнее, чем когда-либо»; «К 1854 году профессиональные занятия практически полностью вытеснили политику из моих мыслей»^{205}.