Аврора Горелика (сборник)

На веранду со стороны леса поднимаются старики-хуторяне Цинтия и Кларенс Ганнергейты, оба в резиновых сапогах и фуфайках домашней вязки, но на плечах у Цинтии траченная молью чернобурка с оскаленной мордочкой, а на голове у Кларенса фетровая шляпа с широкой лентой, крик моды 30-х.

ЛЕША-СТОРОЖ

(сразу же заметил стариков, но виду не подал, зато изменился разительным образом – закосолапил по-скобарски, заговорил по-простонародному и явно фальшиво, то с малороссийским акцентом, то «пскопской» скороговорочкой, то с волжским оканьем). Пыли тута нема в эттой Фуфляндии, значитца непорядок. Эх, где ж ты пропала, пыльца-то-пылища наша рассейска? Влага, влага, крантики ржавеют, отдыхающие гриппуют, а усе почему – пыли нема. Знамо – уся душа ушла из фуфляндских болот. Души тут нема. Грибов вот навалом, а души нема…

Старики, застенчиво хихикая, вносят на веранду большие корзины с грибами.

КЛАРЕНС

Грибы есть сегодня мало опять, господин сторож. Такая экзистенция.

ЛЕША-СТОРОЖ

А, это вы, чертяки лесные! Явились, опять же, не запылились.

ЦИНТИЯ

Лаба диена, господин сторож. Гут абенд. Эврисинг из о’кей?

ЛЕША-СТОРОЖ

Акей, сказал старик Мокей. (Заглядывает в корзину.)

Эва, грибов-то! Косой, что ль, их убираешь, Кларенс?

КЛАРЕНС

Это есть только Цинтия иметь особый глаз для эксплорация. (Целует подругу в щеку.)

ЛЕША-СТОРОЖ

Небось, белые-то только сверху, а под низ мухоморов навалили?

ЦИНТИЯ

Никс мухоморас. Це есть добже. Боровикас. Нерай. Хорроршоу.

КЛАРЕНС

Драй рубле, господин сторож.

ЛЕША-СТОРОЖ

Дерете, черти! (Схватив корзины, взлетает по лестнице и исчезает.)

На второй лестнице появляется Боб, высоченный юноша в тренировочном костюме «Адидас». Медленно спускается, пружиня ноги, расправляя плечевой пояс, подкручивая торс. Леша-сторож появляется снова уже без корзин.

ЛЕША-СТОРОЖ

Цинтия, сон вчерась видела какой?

ЦИНТИЯ

Иа, бардзо фантастичный.

ЛЕША-СТОРОЖ

(жадно). Валяй, трави! (Бобу.) У ентой бабки снов на цельную киностудию.

БОБ

(снисходительно). Ну-ну.

ЦИНТИЯ

Все нашиналь, как в синема. Биг бенд, иллюминасьон, фокстрот. Этот был большой и весь белый. Имель огромный нос и белый уси – мусташи. Он резал свой носом свои уси.

ЛЕША-СТОРОЖ

(вздрагивает). Чаво мелешь?

ЦИНТИЯ

Его всякий звал Мажестик.

БОБ

Ну, лайнер, ясно.

КЛАРЕНС

Три гросс трубы! Я видел теж!

ЦИНТИЯ

(невероятно оживленная, хихикая и обмахиваясь воображаемым веером, прохаживается по веранде). Они имель бытность быть и пароход, и мужчина, и мой кот. Я быль так же и сам сама и он, олсоу.

КЛАРЕНС

Вспоминаль! Три трубы, зубы, он имель хохотальство и вэ-ли-ко-лэп-ный костюм.

ЦИНТИЯ

Я открываль у него третий ящик живота и там имель Нью-Йорк, где гулял с ним, как с папа. Я надеваль, как руссише фольк постояльно говориль, воздуха.

ЛЕША-СТОРОЖ

(слегка испуган). Русские, мамаша, так не говорят.

БОБ

Спокойно, Леха. Это прямой перевод с английского. Пут он эарс – означает «важничать». (Цинтии.) Значит, все в общем обошлось благополучно? Все в порядке, мадам?

ЦИНТИЯ

Колоссаль! Манифик!

БОБ

Ну, вот и отлично. (Леше-сторожу.) Держи секундомер, Леха. Замеришь мне рывки.

Вдвоем они проходят по веранде и спускаются в сторону моря.

КЛАРЕНС

(вслед). Драй рубликс, герр сторож, посмею напомнить.

ЛЕША-СТОРОЖ

Не нахальничай, Кларенс. Обождать могешь? (Скрывается.)

Старики Ганнергейты смиренно усаживаются в уголке, смотрят телевизор и беззвучно хихикают.

По правой лестнице спускается Лайма, смотрит в сторону моря и вдруг замирает, прижав руки к груди.

ЛАЙМА

Как он бежит! Какие рывки! Дух захватывает!