Австрийская экономическая теория и идеал свободы

Это поднимает ряд важных вопросов, труднейшие из которых я могу затронуть лишь бегло. Менгер убежден, что при наблюдении действий другого человека мы располагаем такой способностью понимать значение этих действий, которой мы лишены по отношению к физическим явлениям. Это тесно связано с "субъективным" характером теорий, что означает, по крайней мере для последователей Менгера, что они основаны на нашей способности схватывать внутреннее значение наблюдаемых действий. Менгер использует термин "наблюдение" в значении, которого бы не приняли современные бихевиористы; он предполагает Verstehen ("понимание") в том смысле, который позднее был развит Максом Вебером. Мне представляется, что еще многое может быть сказано в защиту первоначальной позиции Менгера (и австрийской школы в целом) по этому вопросу. Но поскольку позднейшее развитие техники кривых безразличия, и в особенности подход, исходящий из "явных предпочтений", которые были разработаны, чтобы избежать обращения к такого рода интроспективному знанию, показали, что в принципе требуемые микроэкономической теорией гипотезы об индивидуальном поведении могут быть сформулированы независимо от этих психологических предпосылок, я оставляю этот вопрос в стороне и непосредственно перехожу к другой трудности, которая сопутствует всем формам методологического индивидуализма.

Дело, конечно же, в том, что если бы мы собирались вывести из нашего знания об индивидуальном поведении определенные предсказания об изменениях сложных структур, которые возникают из действий отдельных людей, нам бы потребовалось знание о поведении каждого имеющего отношение к делу отдельного человека. Менгер и его последователи определенно сознавали, что вся эта информация нам недоступна. Но они столь же определенно полагали, что обычное наблюдение дает нам достаточно полный перечень различных типов возможного индивидуального поведения, и даже вполне удовлетворительное знание о вероятности возникновения определенных типичных ситуаций. Они пытались показать, что эти известные элементы могут складываться только в определенные типы стабильных структур, и ни в какие другие. В этом смысле такого рода теории должны обладать способностью порождать фальсифицируемые (capable of falsification) предсказания о типах возможных в будущем структур. Конечно, эти предсказания могут относиться только к наличию определенных свойств у этих структур, или устанавливать возможные пределы для изменений этих структур, и, по видимому, не могут быть предсказаны конкретные события или изменения этих структур. Чтобы на основании такого рода микротеории получать предсказания конкретных событий нам следовало бы знать не только типы индивидуальных элементов, из которых составлены сложные структуры, но и определенные свойства каждого отдельного элемента, входящего в данную конкретную структуру. За пределами тех случаев, когда микроэкономическая теория может оперировать более или менее вероятными предположениями, ceteris paribus, она способна лишь на то, что я как-то назвал "модельным предсказанием" -- т.е. может предсказывать вид стуктуры, которая может сложиться из доступных элементов. Для большей части микроэкономической теории безусловно существует это ограничение способности предсказывать определенные события, и я уверен, что такое же ограничение существует для всех теорий, относящихся к явлениям, характеризующимся, по определению Уоррена Уивера, "организованной сложностью" (в отличие от явлений неорганизованной сложности, для которых информация об индивидуальных элементах может быть заменена знанием статистической вероятности появления определенных элементов). [Warren Weaver, "Science and Complexity", The Rockefeller Foundation Annual Report,1958 До этого опубликовано в American Scientist, vol. 36, 1948, pp. 536--544. Обсуждение природы "организованной сложности" см. у Herbert A. Simon, "The Architecture of Complexity", Proceedings of the American Philosophical Society, vol. 106, December 1962, pp. 467--482. -амер. изд.] Основную позицию здесь легко проиллюстрировать часто цитируемым утверждением Вильфредо Парето относительно ограниченной применимости системы уравнений, с помощью которых в школе Вальраса описывают состояние равновесия всей экономической системы. Он определенно заявляет, что эти системы уравнений "никоим образом не имеют целью вычисление действительных цен", и что было бы "абсурдным" предположение, что нам могут стать известны все определенные факты, от которых зависят эти конкретные величины [Vilfredo Pareto, Manuel d'economie politique, second edition (Paris: M. Giard, 1927), p. 223].